Голос его слегка изменился, и он почувствовал, будто их обоих окутывает туман, в котором он различал только застывшие, подернутые дымкой глаза Одетты.
Он встал, осторожно разминая затекшие ноги. Одетта, казалось, размышляла, чуть нахмурив брови, словно произнесенные Альбером слова имели глубокий и сложный смысл, который она силилась понять.
— Мне пора уходить.
— Погодите, — проговорила ласково Одетта. — Останьтесь еще на минуту. Вы никогда не бываете здесь.
Они замолчали, и Альбер посмотрел на руку Одетты на подлокотнике кресла.
— Вы больше не играете? — спросил он, машинально открывая крышку рояля.
Одетта подошла к нему, оперлась локтем на фортепьяно и поглядела на клавиатуру.
— Ну, — произнес он с усилием, задумчиво глядя на нее и не отходя от фортепьяно. — До свидания.
Он взял руку Одетты, показавшуюся ему немного широковатой, и через пальцы ему передалось ощущение всего ее крупного тела; он поднял взгляд на ее широкие плечи, потом поглядел на обнаженную руку под прозрачным газом.
— Крепитесь.
Они продолжали стоять неподвижно возле рояля.
— До свидания, — медленно произнес Альбер, снова беря руку Одетты; но он все не уходил, как будто она удерживала его.
Она закрыла глаза и словно под воздействием какой-то ошеломляющей, неодолимой силы, которая способна сбить с ног, всем телом рухнула на Альбера. Он удержал ее, раскрыв объятия; склонив голову к лицу Одетты, он в поцелуе ощутил ее маленькие, прохладные губы.
— Мне кажется, мы сошли с ума, — произнес Альбер. — Нужно сейчас же забыть все это.
В забытьи, не замечая, что делает, он спустился по лестнице. «Северный вокзал», — сказал он, садясь в машину, и снял шляпу. Наклонившись вперед, словно стараясь ускорить движение автомобиля, он смотрел время на всех попадающихся по пути часах.
На вокзале, проталкиваясь сквозь плотную, спешащую толпу, направлявшуюся к тем же переходам, что и он, Альбер добрался до платформы и зашагал вдоль уже переполненных вагонов, подгоняемый все новыми и новыми пассажирами; потом пошел медленнее и стал заглядывать в обитые серым сукном купе. В одном из них он заметил господина Гийома. Пройдя дальше, он вошел в вагон и достал из кармана газету.
Он вновь видел перед собой Одетту, с видом побежденной жертвы закрывающую глаза, в которых он только теперь почувствовал неуловимое, слегка неестественное выражение. Отчетливо в памяти всплывало только преднамеренное, неловкое движение, бросившее ее к нему в объятия и придавшее всему происходящему оттенок сознательного сообщничества. И как это он поддался этим обманчивым чувствам? Альбер старался не анализировать свое поведение, чтобы воспоминания как можно скорее улетучились; а вот образ качающегося автомата вновь и вновь возникал у него перед глазами, и это видение унижало его. Он заметил огни Суэна. Он первым стремительно добежал до лестницы пешеходного мостика.
Войдя в сад, он увидел, что света в доме нет. В темноте возле лужайки он разглядел на шезлонге светлое пятно пеньюара Берты.
— Ты все-таки встала? — воскликнул он.
— Было очень жарко, но я все время лежала в шезлонге.
— Я сегодня вернулся поздно, — произнес он, обнимая ее. — Опоздал на шестичасовой поезд. Меня задержали. Я потом расскажу тебе.
Он сел на край шезлонга, положил руку на колено Берты, потом, отведя в сторону волосы, стал гладить ее лоб.
— Ты не очень устала? — спросил он, вглядываясь в темноте в ее бледное лицо с блестящими глазами.
— Нет.
Она наполовину привстала, чтобы избежать его испытующего взгляда, и пальцем отбросила прядь опять на лоб.
— Хочешь, поужинаем в саду? — спросил Альбер. — Я скажу Юго, чтобы накрыл на маленьком столике. Знаешь, в Париж я больше не поеду…
— А Элизабет ты предупредил?