— А вот и Андре! — воскликнула вдруг госпожа Дегуи.
— Здравствуйте, Эмма, — произнес Андре.
— Кажется, вам не на что сесть?! — произнесла, выпрямившись, госпожа Дегуи.
— А мне ничего и не нужно.
Он уселся на траве, скрестив ноги, и положил шляпу рядом с собой.
Госпожа Дегуи и Эмма стали расспрашивать Андре про экскурсию. Он пошутил по поводу некоторых экскурсантов и, рассказывая, несколько раз посмотрел в сторону Берты, которая молча сидела, подперев голову рукой и как бы отстранившись от беседующих.
— Какой чудесный сегодня вечер! — произнесла госпожа Дегуи со вздохом восторга. — Ни малейшего ветерка.
— Трава влажная, — сказала Эмма. — Вы напрасно, Андре, сидите на траве.
На стул поставили поднос; бокалы, стоявшие на нем, переливались в лунном свете.
— Берта! — произнес он, придвигая свое кресло к шезлонгу. — Скажите мне вот что. Сегодня вечером вам не удалось скрыть от меня свои слезы, но я уже давно разгадал вашу боль. Я понял сразу, еще в первый раз, когда мы встретились: вы стараетесь быть веселой, вы общаетесь с людьми, чтобы забыться.
Она видела освещенное луной лицо Андре совсем близко от себя и в то же время как бы на расстоянии, посреди туманного мерцания, в котором все формы утрачивали свою реальность.
— На самом деле я еще более одинока, чем кажется, — произнесла она, пытаясь улыбнуться.
Она хотела сказать что-нибудь еще, но слова застряли у нее в горле. Что она могла объяснить? Она не скрывала более катящихся по щекам слез, внезапно отбросив бесполезную гордость и перестав разыгрывать счастье.
— Я знаю, — сказал Андре, беря ее руку. — Я понял, что вы не очень счастливы. Но я не решался говорить с вами об этом. Как сказать женщине: «Доверьтесь мне», если она может ответить: «Я счастлива»? Обычно считается, что замужняя женщина обязательно должна быть счастлива и что муж может заменить ей все. Это отнюдь не невозможно, но случается как чудо, лишь в очень редких случаях. Женщины ничего не говорят. Они гордо скрывают истину. Да и кому они могли бы довериться? Только один-единственный человек имеет право спрашивать их.
Берта повернула голову в сторону дома и встала. Они прошлись по саду, по короткой белой аллее, перерезанной отчетливыми черными тенями посреди ярких от лунного света деревьев. Затем попали в непроглядную темень под пихтой, на ощупь нашли грубо сколоченную скамейку, расположившуюся возле железного стола.
Андре опять взял Берту за руку.
— Хороший вы человек! — произнесла она, легонько сжимая пальцы Андре и ощущая непривычное прикосновение этой сухощавой ладони, оказавшейся в ее руке.
— Пора возвращаться, — сказала она очень тихо.
— Побудем здесь еще немного.
Она встала; он взял ее руку и, чтобы удержать Берту, произнес:
— Если бы вы знали, как я люблю вас!
Берта высвободила руку, тронутая и одновременно немного встревоженная этой фразой, смысл которой заинтриговал ее.
С легким упреком в голосе она произнесла:
— Андре!
Он понял, что в его словах она услышала признание в любви. И тут чувство, о котором он даже не думал, произнося эту фразу, показалось ему естественным и реальным, точно он действительно испытывал любовь.
— А вы и не знали! — воскликнул он запальчиво. — А вы помните? Однажды мы поднялись ко мне; вы были в черном шелковом платье с белым гофрированным воротничком…
Берта слушала его и думала: «Что за ребячество!» Ей захотелось сказать ему с улыбкой, чтобы не обидеть: «Какой же вы еще ребенок», но он, держа ее руки в своих, глядел на нее так пылко, что она лишь тихо прошептала, испугавшись:
— Андре!
Они притихли, склонившись друг к другу, оба отягченные одним и тем же, полным удивления, молчанием.
— Пора возвращаться, — произнесла Берта обычным тоном, желая прогнать возникшее смущение.
— Прошу вас, побудем еще чуть-чуть.
Изменившимся, слабым голосом, словно обессилев от долгой внутренней борьбы, она сказала:
— Нет, идемте… Приходите завтра.
Они вернулись к дому; холодное сияние исходило от белого фасада, на котором выделялось окно гостиной, сочившееся слабым желтоватым светом.
— Вы уходите, Андре? — спросила госпожа Дегуи, резко хватая лежавшую на коленях газету.
Берта оставила Андре с госпожой Дегуи и поднялась к себе в комнату. Она открыла окно, посмотрела в сад и прилегла на кровать. Прислушалась к шагам госпожи Дегуи по коридору и снова погрузилась в свои грезы: в ушах у нее все еще звучала произнесенная Андре фраза: «Если бы вы знали, как я вас люблю!» — и она опять видела изменившееся, новое выражение глаз Андре. От всего долгого вечера и из всех сказанных сегодня слов у нее в памяти осталось только это. Отрешенная, она полностью погрузилась в это воспоминание — так, бывает, пристально, ни о чем не думая, смотрят на пламя, — и в ее оцепеневшем сознании то и дело проносилось одно и то же видение.