— Прекрасный торт! — отметила госпожа Шоран своим низким голосом.
Взгляды всех гостей оказались прикованными к венчику из маленьких огоньков, освещавших розовое лицо Антуанетты.
Альбер сидел между Эммой и Люси и через весь длинный стол бросал тайком взгляды в сторону Берты; однако та на протяжении всего обеда, казалось, не замечала его.
Господин Дюкроке прошел в курительную комнату, а за ним последовали Шаппюи и Роже. Берта вошла в бильярдную и стала рассматривать книги на расставленных вдоль стен полках.
Альбер, наблюдавший за ее движениями из маленькой гостиной, приблизился к ней.
— Я вижу, вы не можете меня простить, — тихо сказал он. — Послушайте… Не надо на меня сердиться… На этой неделе я уезжаю. Неужели мы так и расстанемся, с этой неопределенностью и тяжестью в душе?
Он приблизился к Берте и облокотился на бильярдный стол:
— Это вы так хотите меня наказать? Ну, скажите же, что вы и думать уже забыли об этом. Ну, ответьте же мне… А то я боюсь, что сейчас кто-нибудь сюда войдет! — сказал он, стремительной походкой направляясь в сторону открытой двери, чтобы тут же вернуться к Берте.
— Ну так как все-таки? Врагами расстанемся?
Берта улыбнулась.
Человек, который после происшествия в Пикодри был ей антипатичен, вдруг исчез, и воспоминание о том мгновении испуга утонуло в волне покорности и нежности.
— Как это мило с вашей стороны, — сказал он, беря ее руку.
Она не стала отнимать у него свои пальцы, удивленная тем, что испытывает столь сильную привязанность к этому малознакомому человеку. «Это нехорошо», — подумала она, вспомнив вдруг Пикодри, но тут же сказала себе, что он скоро уедет и что с этим все уже кончено.
Альбер подошел к открытой двери и выглянул в гостиную: там по-прежнему сидели Эмма и госпожа Дюкроке. Он быстро вернулся к Берте и опять взял ее за руку.
— Мы сможем увидеться в Париже?
— Нет! — ответила Берта и с похожим на ужас чувством отдернула руку.
— Почему? Я не очень часто встречаюсь с Катрфажами… Реймон принадлежит к числу моих друзей, но его никогда не бывает дома…
— Нет!
— Вы говорите «нет», потому что я сейчас нахожусь перед вами; а когда я уеду, вы, может быть, будете жалеть…
— Нет! — сказала Берта, упрямо мотнув головой.
— Вы живете на втором этаже… Время от времени вы ведь выглядываете в окно?.. Я пройду в шесть часов…
— На улицу выходит гостиная… Я никогда не бываю там по вечерам…
— Запомните, что я пройду в шесть часов.
Заметив входящего в комнату Лорана, он повторил громким голосом, выкатывая шар на бильярдный стол:
— Посмотрите в шесть часов! Ведь правда же, Лоран, солнце в октябре садится в шесть часов?
III
— В котором часу мы прибываем в Париж? — спросил господин Пакари.
— В шесть сорок, — ответил проводник, дотронувшись пальцами до фуражки, и закрыл дверь купе.
— Ты зарезервировал места к обеду? — спросил господин Пакари.
— Да, — ответил Альбер, шаря украдкой по карманам своего пиджака.
— Когда у человека есть бумажник, ему не нужно проверять все свои карманы.
— Хочешь почитать газету? — спросил Альбер.
— Нет, спасибо.
Господин Пакари, забравшись в угол купе, читал брошюру, и взгляд его был настолько крепко прикован к странице, что вагонная тряска, казалось, совсем ему не мешала.
Альбер начал было читать разбросанные на сиденье газеты; потом, чтобы дать отдохнуть глазам, посмотрел на мягко колышущиеся позади мелькающих столбов и деревьев поля.
Внезапно несколько капель дождя упали на стекло и тут же превратились в бесшумно струящиеся ручейки.
— Думаю, мы уже подъезжаем к Ангулему, — сказал Альбер.
За окном, влажным от постоянно падающих на него маленьких капелек, быстрыми смутными тенями проносились рощицы и дома.
Поезд остановился. Альбер вышел в коридор.
Мокрый от дождя носильщик внес чемодан.
— Здесь вы будете одна, — сказал он молодой женщине, которая шла за ним. — Поезд трогается.
Молодая женщина подбежала к дверце и попыталась опустить стекло.
— Его трудно открыть. Позвольте мне, — сказал Альбер и тоже потянул за ручку.
Молодая женщина ничего не ответила, лихорадочным жестом протерла затуманенное стекло и поспешно взглянула в окно, словно пытаясь проститься с чем-то уже безвозвратно исчезнувшим. Она так и осталась стоять в коридоре, неподвижно застыв на том же самом месте. Глаза ее задумчиво остановились на запотевшем стекле, где еще сохранялся прозрачный след ее пальцев.