Он заметил за окном тень. Свет погас, потом загорелся в другом окне. «Они ужинают», — подумал он.
Этого отражения человеческой фигуры ему показалось достаточным для удовлетворения своего болезненного самолюбия, и он ушел.
Позже, вспоминая о тени за окном, он сказал себе: «Я вернусь».
— Эти письма какие-то странные, — говорил Кастанье, пытаясь разговором задержать Альбера. — Великие деятели обычно отличаются страстной натурой.
— А, я читал эти письма, — ответил Альбер, чувствуя, что Кастанье думает в этот момент о чем-то другом. — Они мне показались немного детскими… Ты сейчас ничего не пишешь?
— Нет.
Кастанье замолчал и посмотрел в сторону двери.
— Ты, может быть, кого-нибудь ждешь? — произнес Альбер, вставая.
— Останься! — быстро сказал Кастанье. — Прошу тебя. Теперь она уже не придет. Сейчас полседьмого. Впрочем, я и не рассчитывал сегодня на это.
Он помолчал немного, а потом спросил, прогоняя тяжелые мысли:
— Ты все лето провел в Нуазике?
— Да. Край располагает к себе. Отец на пять лет снял там одно поместье, которое нам порекомендовали Катрфажи. Так что волей-неволей нам приходится туда приезжать. Но я не жалуюсь.
Он посмотрел на Кастанье и вдруг сказал проникновенным, тихим голосом:
— Ты очень влюблен…
— О! Друг мой! — произнес Кастанье, и тонкие черты его гладко выбритого лица исказились. — Видишь, я жду ее. Я знаю, что она не придет. Пытаюсь отвлечься. Вот листаю книгу и жду, а делать ничего не могу.
Альбер участливо смотрел на Кастанье, пытаясь понять это переполненное любовью сердце и ощутить его необычайный пыл.
— Интересно, увижу ли я ее когда-нибудь? — сказал он. — Однажды ты мне показывал ее фотографию…
— У меня ничего нет, — сказал Кастанье, выдвигая ящик стола. — Фотография, которую сделал Эрио, мне не нравится. Разве что глаза…
Альбер бережно, будто касаясь чего-то необычайно хрупкого, взял карточку из рук Кастанье.
— Да, — сказал он, — глаза действительно чудесные.
И добавил:
— Кажется, я где-то видел это лицо. Скажи-ка, ведь глаза у нее очень светлые? Смуглое лицо… и такая худенькая на вид?
— Меня беспокоит ее здоровье.
— Не исключено, что именно ее я и встретил, когда ехал сюда, — сказал Альбер, признав в изображенной на фотографии женщине даму из поезда.
Он снова задержал взгляд на портрете, потом вернул его Кастанье, добавив серьезным тоном:
— Очень красивая.
— Не спеши, побудь еще! — обеспокоенным голосом произнес Кастанье, когда Альбер встал.
— Я ужинаю у Беланже. Мне нужно успеть переодеться. Проводи меня.
— Мне бы хотелось перед ужином немного почитать.
— Почитаешь после ужина… Давай!.. Пошли! — сказал Альбер Кастанье, знавший, как легко тот поддается на уговоры.
— Ты встречался в последнее время с Катрфажами? — спросил Альбер, когда они спускались по лестнице, устланной толстым, поглощающим звуки ковром.
Они шли вдоль окружной железной дороги, темный желоб которой выпускал сквозь решетки облака подземного пара.
— Реймон все где-то пропадает, — сказал Кастанье, чья походка по мере их удаления от дома становилась все более медленной.
Он остановился.
— Все-таки я лучше вернусь, — сказал он. — У меня новая кухарка, и я стараюсь привить ей пунктуальность.
— Ну что ж, иди, дружище.
Когда Альбер оглянулся назад, он увидел, что Кастанье бежит.
Он подумал об ужине у Беланже, но мысль о том, что сейчас придется идти переодеваться, изменила его намерения. Ему захотелось побыть одному. Он зашел на почту, послал, нимало не заботясь о последствиях, свои извинения и направился в ресторан Карну, собираясь вкусно поесть в одиночестве.
— Жареную камбалу… — отрывисто произнес официант, повторив заказ Альбера.
— А потом, потом мы посмотрим. Только подайте сначала устрицы.
К Альберу подошел плотный человек в синем фартуке, осторожно открыл бутылку и стер с краев горлышка крошки воска.
Небольшой белый зал ресторана с красным ковром был заполнен жующими посетителями. Альбер наблюдал за ними, улыбаясь.
Он опорожнил свой стакан.
Альбер, окруженный со всех сторон шумом и движением, испытывал ощущение комфорта и легкости. Его живой ум лихорадочно работал, и он чуть ли не вслух сказал себе: «Чтобы понять любовь, мне нужно перенестись в свое детство. Стоило мне заметить всего лишь слугу той высокой девочки, как у меня тут же перехватывало дыхание… Мне хотелось умереть с голода… Конечно же, я изведал любовь… А когда настала пора малышки Катрфаж, возраст настоящей страсти был для меня уже позади. Меня заинтриговали ее появления по вечерам в саду Сен-Мало. Если бы только ее ужасная мать догадывалась!.. Однако родители не знают своих детей. Что мы знаем о тех, кто нас окружает? А они, эти девочки, все как одна, слабенькие, готовые упасть нам в руки, стоит только их протянуть… Госпожа Верней… и эта женщина, которая смотрит на меня из-под полей своей шляпы, тоже. Американка? Не исключено: произношение в нос, крупный подбородок, бледный цвет лица. А ее простофиля-спутник даже и не догадывается, чего они просят, ее глаза. Бедняга Кастанье! Пусть ждет свою Элен».