— Добрый вечер, — сказал господин Пакари, выходя в гостиную из своего кабинета. — Сегодня вечером ты будешь ужинать вместе с Наттом. Я подумал, что тебе, вероятно, будет приятно встретиться с ним.
— А! Наш славный Натт!.. Буду весьма рад! — сказал Артюр Пакари, возбужденно и как-то нервно потирая руки. — Я боялся опоздать, — добавил он, вытаскивая из кармана часы. — Я же знаю, как ты пунктуален. Но в Клиши сесть на трамвай — это целая история.
— Мы ужинаем в восемь, не раньше, — сказал господин Пакари немного холодным тоном, отмечая про себя, какая крупная у брата голова и как поседели его коротко стриженые волосы.
Господин Пакари ставил Артюру в упрек его неудачи в делах — он приписывал их лени брата, — а также то, что тот женился на дочери крестьянина.
— Ты извини меня. Мне нужно закончить тут одну работу. Тебе составит компанию Альбер.
— Я тебя умоляю! Не беспокойся из-за меня!.. Я знаю, что это такое. А! Вот и Альбер! Ну вот, мой мальчик, можешь обнять своего дядю! — сказал Артюр, стараясь шумными проявлениями жизнерадостности преодолеть смущение, которое он всегда испытывал в этом доме.
— Отец уже, наверное, сказал вам, что вы ужинаете с Наттом. А я и не знал, что вы с ним знакомы, — приветливо сказал Альбер, усаживаясь.
Он вспомнил, что мать относилась к дяде Артюру с особой приязнью, да и сам он тоже был в состоянии оценить тонкий ум этого человека, которым пренебрегали.
— Как! Знаком ли я с Наттом! Мы же учились вместе в лицее. Потом я потерял его из виду. Он двадцать лет проработал сельским врачом в Шере. А с тех пор как он обосновался в Суэне, я встречаюсь с ним всякий раз, как появляюсь в Париже… Твой сын не знал, что я знаком с Наттом, — пояснил он, обращаясь к господину Пакари, вошедшему в гостиную. — Я рассказываю ему… Это возвращает меня во времена нашего детства. А папашу Гано ты помнишь?
— Да, — ответил господин Пакари, не глядя на брата. — Натт запаздывает… Есть люди, которые никогда не приходят вовремя.
Это опоздание позволяло господину Пакари выразить с помощью своего озабоченного вида и нервного хождения по комнате то легкое раздражение, что всегда возникало у него в присутствии родного брата.
В конце концов сели за стол, не дожидаясь прихода Натта.
— Отличный суп! Очень горячий, — с воодушевлением сказал Артюр, осторожно втягивая в себя обжигающую жидкость и морща лоб. — У тебя по-прежнему хороший аппетит?
— Вечером я ем мало.
— Вот Сеньиц и стал министром финансов! Он ведь из твоих друзей, — произнес Артюр, стараясь сказать брату что-нибудь приятное.
Но господин Пакари проявлял сдержанность всякий раз, когда слишком любезный собеседник напоминал ему о его высоком положении в обществе.
Натт появился посреди ужина.
— Извините меня! Эти пригородные поезда! Я опоздал на семичасовой поезд. Суэн всего в двадцати минутах езды от Парижа, но при условии, что вы успели на поезд. Вы правильно сделали, что не стали ждать меня.
— Не спеши, время есть, — серьезным тоном сказал господин Пакари.
Натт попросил подать ему все блюда сразу и, несмотря на настойчивые уговоры Юго, не менять тарелку. Он ел очень быстро, сидя на краю стула, скрестив ноги, торопливым движением руки вытирал седеющую бороду и не переставая говорил, глядя на Артюра маленькими живыми глазами.
— Эх, мой дорогой Артюр! — сказал он, подбирая наконец свою салфетку, которая валялась у него под ногами. — Как приятно побеседовать с тобой!
После ужина Артюр и Натт прошли с Альбером в курительную комнату, где разговор снова зашел о лицее, о деревенских нравах, о городе, о философии и политике.
Изменив своим правилам, Натт закурил; сигара, хотя и мешала ему говорить, в то же время придавала беседе большую живость. Он сидел, весь утонув в глубине покойного кресла, и его черные глаза блестели на заросшем седыми волосами лице.
— Да, друзья! Париж — это прекрасно! — сказал он, крепко держа рюмку с коньяком и вдыхая его аромат. — Здесь живешь по-настоящему! С мыслями в голове! Время от времени у меня возникает потребность сменить обстановку. Я больше не могу оставаться в Суэне. Только здесь, и больше нигде, чувствуется дух бурлящего и мыслящего человечества.
Господин Пакари подошел к ним, но затем опять ушел в гостиную.
— У отца усталый вид, — сказал Альбер, наклоняясь к Натту. — Должен вам сказать, меня с прошлого года беспокоит его здоровье.
— Может быть, ему нужно отдохнуть, хотя, в общем, не беспокойтесь, он достаточно крепок. Мы все крепкие, — сказал он, беря бутылку, чтобы получше рассмотреть этикетку, — в человеке заложен такой запас прочности! Мы даже и не подозреваем, какой. Знали бы вы, сколько тех, кого я считал безнадежными, вернулись к жизни!