— Да, мадам, и нахожу, что это просто возмутительно. Нас позорят перед иностранцами, ведь те судят о наших женщинах по таким картинам. Я не знаю, что вы думаете о современной литературе. Что касается меня, то я люблю Бальзака…
Он взял свой бокал и отпил глоток, бросая взгляд на девушку в белом, сидевшую рядом с его сыном.
Не глядя на него, господин Катрфаж прислушивался к словам господина Пакари. Он обращался к госпоже Селерье, но говорил специально для Пакари, каждым своим словом стараясь уколоть своего влиятельного коллегу, которого не переваривал.
— Я редко хожу в театр, — сказал он тоном небрежного превосходства, — но от пьесы Сикара я получил большое удовольствие. В зале шептались.
Он посмотрел на господина де Жермине:
— Разве вы не согласны со мной, дорогой мой генеральный управляющий?
Госпожа Дегуи повернулась к блюду с фруктами, которое ей подавали; беря в руку серебряные ножницы, она украдкой взглянула на дочь с нежностью и восхищением; к этому примешивалось ощущение одиночества, испытываемое ею за этим длинным роскошным столом.
Берту посадили рядом с Альбером. На другом конце стола, между огнями канделябров и корзиной цветов, она видела жениха с невестой.
— Ей очень идет голубое, — сказала она.
— Вы тоже сегодня великолепно выглядите, — вполголоса сказал Альбер. — Мне кажется, Реймон уже обратил на это внимание.
— Реймон очень мил, — сказала Берта, невольно улыбаясь, слишком возбужденная от всего этого изобилия жизни вокруг нее, от горячей радости, заполнявшей ее сердце.
Альбер замолчал, лицо его приняло сердитое выражение; потом тихо, чтобы одна лишь Берта была в состоянии различить слова, прошептал:
— Мы не сможем больше видеться у Кастанье.
Берта выждала, когда шум голосов вокруг них снова усилился, и сказала:
— Вы думаете, он что-то подозревает?
— Нет.
Альбер посмотрел в сторону жениха и невесты, но ему была видна лишь рука Одетты.
— Какая все-таки зловещая штука, эта женитьба!
— Все, что ест господин Катрфаж, кажется таким вкусным! — сказала Берта, продолжая улыбаться. — Взгляните-ка на него. Вы не находите, что та груша, которую он щупает своими длинными пальцами, выглядит необыкновенно аппетитно?
— Старый гурман, — ответил Альбер. — Он строит из себя любителя картин, но в глубине души всегда искренне желал только вкусно поесть.
Госпожа Катрфаж осторожно положила кисти рук на край стола, наклонила голову, пристально глядя на мужа, и поднялась, в то время как слуга отодвигал ее стул.
Реймон предложил руку госпоже Этер и проводил ее в гостиную.
Господин Пакари отказался сесть и очень прямо стоял возле кресла господина Катрфажа. Альбер хотел было поговорить с госпожой Дегуи, но повернулся к господину Катрфажу.
— Вы ведь были когда-то заядлым курильщиком? — спросил он.
— Да, действительно, но в моем возрасте приходится себя беречь. Я не смог бы так долго оставаться на ногах, как ваш отец. Я уже старик.
— Мне кажется, для своего возраста вы прекрасно выглядите, — любезно произнесла госпожа Дегуи, подвигая свое кресло поближе.
— И тем не менее я старик, — сказал господин Катрфаж, обращаясь к госпоже Дегуи, но так, чтобы господин Пакари мог его услышать. — Впрочем, я на это не жалуюсь. Надо просто-напросто уметь стареть.
Он оперся головой о спинку кресла с выражением умиротворения на лице; его маленькие, необыкновенно живые глаза блестели после выпитого шампанского.
— Надо стать совсем маленьким, совсем сморщенным, совсем сухоньким. Сделаться незаметным для смерти, тогда она забудет про вас.
Господин де Жермине отошел в глубь гостиной посмотреть на картины. Еще с тех пор как он впервые получил должность супрефекта, он утвердился во мнении, что всегда и везде будет персоной номер один, но теперь в гостиных Парижа его стремление царить и находиться в центре всеобщего внимания не вызывало ни у кого большого отклика, и он мучился от тайных уколов самолюбия.
В малой гостиной дамы рассматривали подарки. Одетта открыла витрину, чтобы показать Сюзанне Дюброка вазу, подаренную господином де Жермине, которая украшала когда-то дворец китайского императора.
Берта, наблюдавшая за Альбером через открытую дверь, незаметно отделилась от группы и пошла к нему. Ее белое платье из газа казалось совсем простым, но стоило ей встать и пройтись, как маленькие, набегающие друг на друга воланы словно ожили, и на них сдержанно, подобно блестящей росе, засверкали крохотные жемчужинки.