— Мне бы очень хотелось, чтобы ты получше узнала Ансена. Тогда, во время того короткого визита, ты не могла оценить его по достоинству. Это весьма любопытная личность. Мы пригласим его вместе с Кастанье.
— А я думала, он болеет.
— Нет, он выздоровел. Он писал мне, что уже опять читает лекции.
Берте никак не удавалось перевести разговор на занимавшую ее мысли тему; казалось, Альбер, догадываясь, о чем она думает, старался все время говорить о чем-то другом. «Как все-таки трудно сказать то, что хочешь», — думала Берта.
И вдруг Альбер умолк. Берта уже давно заметила, что он часто вот так внезапно замолкает. Она легко могла понять, когда он не мог говорить от переутомления, она умела вывести его из этого состояния; но когда он молчал без видимой причины, она находила это довольно странным: он замыкался в себе, отдаляясь от нее, неподвижный, погруженный в раздумья, и лишь глаза его выдавали напряженную работу мысли; это внезапное глухое молчание, наполненное неведомой ей загадочной жизнью, всегда было продолжительным и отзывалось тревогой в ее душе, но она не решалась нарушить его.
Он встал и, беря ее за руку, сказал:
— Ну вот, так ты мне и не сказала, почему засмеялся господин Рамаж.
— «Добыча» еще не сошла со сцены. Ты не хотела бы сходить посмотреть «Добычу»?
— Да, если ты хочешь, — сказала Берта.
— Только мне кажется, это не совсем то, ради чего стоит себя утруждать, — сказал Альбер, продолжая просматривать список спектаклей.
Он отложил газету.
— Но мне не хотелось бы обрекать тебя на тоскливую жизнь. Мы можем в пятницу опять сходить к Даркурам.
— Если ты все же хочешь пойти куда-нибудь ради меня, то я предпочла бы «Добычу».
— Надо тебе сказать, что тогда, на прошлой неделе, я не зря провел вечер у Даркуров. Случайно я встретил там Рошара. Я был абсолютно убежден, что Рошар собирается забрать у меня свое дело: после смерти отца он так ни разу и не появился. И что ты думаешь? Немного поговорили в углу гостиной, два-три сердечных слова, и этот пройдоха оставил дело у меня, потому что мы встретились…
— Да! — продолжал Альбер, расхаживая по гостиной. — Театр… Ладно бы еще какие-нибудь бурлески или жуткие драмы, а то эти пьески, которые авторы пытаются выдать за нечто серьезное. Ну не убожество ли! Ну, можно дать себя провести один раз. Черт возьми! Когда персонажи одеты, как ты или я, и размахивают на сцене руками, создается впечатление, что они существуют на самом деле. А ведь, уверяю тебя, когда мы здесь сидим и просто болтаем с Кастанье или с Ансена, мы и то выглядим гораздо интереснее.
Он подошел к Берте и сказал:
— Однажды Катрфаж попытался создать собственную компанию. Я думаю, это было первое его дело. Он постоянно о ней говорил. Надо сказать, сама идея была прекрасная. По крайней мере казалась превосходной, но закончилось все провалом. Провалом… Вот! Рассчитываешь, обсуждаешь, а жизнь потом возьмет да и скажет свое слово. Причем иногда такое остроумное. Во всяком случае, веское. Это уж точно, веское слово.
Он сел, держа руки в карманах, откинулся на спинку кресла и снова заговорил:
— Речь шла о телефоне, который соединял бы абонента с театром. Сидишь себе спокойно после ужина, где-нибудь возле камина…
Берта, склонившись над вышивкой, которую она старательно придерживала одной рукой, время от времени поднимала глаза на Альбера.
— А я-то думал, что ты не умеешь вышивать.
— Понимаешь, — ответила она, улыбаясь, — я не очень-то большая мастерица. Я принялась за эту работу, чтобы тебе не нужно было развлекать меня. Мне кажется, что так у тебя больше свободы. Ты говоришь со мною, когда хочешь. Я тебя слушаю. Поверь, мне не нужен ни театр, ни телефон Реймона. Ты для меня — самое чудесное развлечение.
Она положила свою работу на стол и, подойдя к Альберу, взяла его за руки:
— Ну, скажи же, что я никогда тебе не в тягость, даже в те часы, что раньше ты проводил в одиночестве. Чем ты занимался после ужина? Мне бы хотелось, чтобы ты даже не знал, что я здесь; единственное, чего бы я желала, так это чтобы дома тебе было не так тоскливо.
Она закрыла ладонями глаза Альбера:
— Вот видишь, ты один.
Он, улыбаясь, убрал ладонь Берты и задержал ее в своей руке. Она сказала: «Ты для меня — самое чудесное развлечение», — и он повторял про себя эти слова, глядя в ее прекрасные глаза, озаренные светом лампы.