— Понимаешь, в первый год замужества всегда столько дел! Зато теперь я свободнее и как раз собиралась заглянуть в Лувр. Я зайду за тобой во вторник, в два часа. Нет… Во вторник не смогу… Я напишу тебе.
— Твоя мама сказала мне, что ты часто бываешь в свете. Прелестная у тебя жизнь.
— Ну, что ты, — потупилась Берта, старавшаяся говорить как можно более непринужденно и сохранить при этом немного меланхолический вид, — я почти всегда сижу дома. Поверь, домашнее хозяйство доставляет столько хлопот! Мне не хочется увольнять слуг: они хотя и ленивые, но как-никак прослужили в доме уже двадцать лет. Я не осмеливаюсь ими командовать, и потому за их нерадивость приходится отвечать мне.
— Ах! Ты сама увидишь! — с улыбкой сказала Берта, вставая, — с мужем не всегда бывает легко!
Придя домой, Берта велела растопить камин в гостиной.
Сидя на корточках перед камином, Юго подкладывал веточки в соответствии с ритуалом, суть которого он тут же объяснил Берте.
— Это я в Марманде, — он говорил, подчеркнуто слитно произнося все слова, — когда служил у господина маркиза де Кастельжака, научился разводить огонь…
Чтобы избежать беседы, Берта раскрыла книжку. Но вскоре она прервала чтение и подумала: «А может быть, Алиса права. Какими-то вещами я стала интересоваться меньше. Романы наводят на меня скуку… Раньше Альбер приносил мне книги, расспрашивал меня о них, восхищался моим вкусом. А теперь разве ему не все равно, читаю я или нет?»
Подумав об Альбере, она, как всегда в подобных случаях, начинала перебирать воспоминания, от которых потом ей становилось тоскливо:
«Наверное, я его разочаровала. Он говорил мне об этом в минуты гнева. Вот в чем кроется тайна его молчания и его непроницаемого вида. Я и сама перестаю уже себя узнавать. Я стала нерешительной, слабой, раздражительной, часто капризничаю. Возможно, я подурнела. Такое впечатление, будто все, что было во мне плохого и чего я не хотела видеть, овладело мной и полностью подчинило себе. У меня больше нет сил быть такой, какой он хотел бы меня видеть. Я словно упала куда-то на дно».
Она пыталась читать, но очень скоро ее внимание переключилось на ее собственную жизнь, и она опять, погружаясь в раздумья, начинала размышлять о муках своей любви.
— Как вы можете читать в такой темноте, — сказал Альбер, включая свет.
В руках у него были цветы.
— Ты вернулся! — сказала она. — Уже!.. Больше сегодня никуда не пойдешь?.. И цветы! Я так рада тебя видеть!.. Ты даже не представляешь, как я рада.
Мрачные думы рассеялись. Она взяла букет, вдохнула его аромат, прильнула к нему долгим немым поцелуем, словно он был материальным воплощением мыслей Альбера о ней, потом, подвинув кресло ближе к огню, весело сказала:
— Тебе здесь будет хорошо. Вообще тут не холодно, но огонь такой красивый. Прямо как у нас в Марманде. Надеюсь, на сегодня ты закончил все свои дела?
— Нет. В шесть я должен был пойти к Массико. Но я сказал себе: «Хватит, схожу к нему лучше завтра». Неужели я не могу позволить себе час передышки.
— Час! — воскликнула Берта, беря его за руку. — Как замечательно: час для нас двоих!
— Это чудесно, — сказал Альбер, прислоняясь головой к спинке кресла. — Это так чудесно, отдохнуть немного… забыться… Кажется, меня спрашивал сегодня Ансена; что он хотел? Он не оставил записки?
— Ничего не хотел! — воскликнула Берта, стараясь отодвинуть в сторону все, что могло бы их потревожить. — Что у него может там быть?
— Я зайду к нему завтра, — сказал Альбер, вставая. — Как раз в четыре часа я буду на улице Гран-Огюстен.
Он потрогал одну из стоявших на камине безделушек и взглянул на себя в зеркало.
— Садись, — сказала Берта. — Ты прямо не можешь усидеть на месте.
Он снова устроился в кресле.
— Могу. Хорошо вот так сидеть.
Помолчав, он сказал:
— Знаешь, о чем я думал? Я повторял про себя, слово за словом, от первой строчки и до «примите, милостивый государь, уверения в совершенном к вам почтении», письмо, которое я написал сегодня утром, обычное, не заслуживающее никакого внимания письмо. Жалкая это все-таки машина — человеческий мозг.
— Ты переутомился. Зачем же работать до такого истощения, что ум за разум начинает заходить? Мы ведь богаты, мне кажется. А даже если бы были бедны! Ты хочешь стать знаменитым? Неужели тебя прельщает слава?
— О! Отнюдь! Видит Бог! Слава меня вовсе не прельщает. Я же видел, что это такое — на примере отца, на примере наших друзей. Просто часто мы не принадлежим себе… Вот тебе свежий пример: сегодня вечером я не пошел к Массико; он написал мне, что придет завтра ко мне. Он не поленился написать мне… А я не могу его принять. Следовательно, мне ему нужно ответить. Ты ведь согласишься со мной, что не стоит утруждать шестидесятипятилетнего человека, если достаточно написать письмо… И отправить его нужно не позднее чем сегодня вечером…