Когда Берта вошла в гостиную госпожи Ламорлетт, ее встретили веселые приветственные возгласы.
— Дорогая моя! А я ведь заходила к вам позавчера! — говорила госпожа Ламорлетт. — Ну как я могу запомнить про эту третью среду? А меня, как видите, можно застать в любой день, так гораздо проще… Что за прелесть это платье! — воскликнула она и, рассматривая Берту со всех сторон, увлекла ее за руку в середину гостиной. — А, вот и Боби! Он будет рад вас увидеть.
— Ах! Ле Куэ! Дорогой друг. А я приняла вас за Боби. Кажется, вы знакомы с госпожой Пакари. Ле Куэ! — сказала госпожа Ламорлетт, усаживаясь. — Мне опять хочется смеяться, когда я вас вижу. Вы всегда так забавны!
— Мадам, с этими глупостями уже покончено, — серьезно сказал Ле Куэ. — Вы не устали?
— Я? Усталость меня вообще не берет. И потом, я долго сегодня спала; это вот бедняжка Боби встал в семь утра.
Она повернулась к Берте.
— Мы вчера ездили на бал в Баранси. Господин Ле Куэ был в костюме квакера, представляете, с прилизанными волосами, в очках, с Библией под мышкой и с черным зубом! И он нес безумно смешной вздор! Покажите-ка, Ле Куэ, нам ваши зубы, — говорила она, глядя на него с улыбкой, приоткрывавшей ее большой рот. — Мне почему-то кажется, что у вас всегда будет эта черная дырка.
Берта взглянула на губы Ле Куэ; он продолжал держаться серьезно, точно хотел снять с лица ту смешную маску.
— Я была в костюме госпожи де Помпадур, а Боби оделся клоуном, — сказала госпожа Ламорлетт. — Было так весело! Знаете, у Баранси балы всегда какие-то необычные. Этот бедняга Кастанье! Помните, что было с Кастанье? — спросила она, наклонившись к Ле Куэ, и расхохоталась. — Представьте, Берта, он был совершенно пьян. Но это была милая картинка. Он залез на подоконник, уселся посреди цветов и сидел там все время, совершенно не шевелясь, с такими невинными, восторженными, почти совершенно прозрачными глазами, а когда к нему кто-нибудь подходил, он как заведенный начинал повторять патетическим тоном: «Вы думаете, что сперва вино, а потом осадок…» Ну и так далее, я уж не знаю что. По правде, лично я просто обожаю Кастанье! Если бы вы видели, как по-детски он сказал мне: «Мне бы хотелось пригласить госпожу де Буатель на ужин домой». А я ему ответила: «Дорогой мой, если жена вам это разрешит, о том, что скажут другие, не волнуйтесь». Правда же, Ле Куэ, я права? Я так и говорю: «Нужно делать то, что ты считаешь правильным, и прямо идти своей дорогой, не заботясь о мнении людей».
— И жена его тоже там была? — спросила Берта.
— Как меня забавляет ваш испуганный вид! — воскликнула госпожа Ламорлетт.
Она коснулась руки Берты и, глядя на нее, сказала, обращаясь к Ле Куэ:
— Правда же, она прелесть?.. Да, милая, его жена тоже была там. Она не расстается с ним ни на миг, но, к ее несчастью, страсть овладела ею слишком поздно. Боже! Что за скучная женщина, да еще этот отсутствующий взгляд!..
Госпожа Ламорлетт повернулась к Ле Куэ, который исподтишка рассматривал Берту.
— Ле Куэ, я уверена, что госпожа Кастанье вам нравится. За ужином вы сидели рядом с ней. Вам нравится смущать покой добродетельных женщин.
— Прошу вас, мадам, — сказал Ле Куэ, обращаясь к Берте, — не обращайте внимания на саркастические речи госпожи Ламорлетт; мы с ней старые враги.
И неторопливо продолжил почтительным тоном:
— Мадам, мне кажется, я видел вас в воскресенье.
— А вы заметили, что я переставила диван? — спросила госпожа Ламорлетт.
— Да, — ответил Ле Куэ, с неестественным напряжением повернув шею, чтобы посмотреть в глубь зала, — так гораздо лучше.
Затем, обращаясь к Берте, он продолжал:
— Вы были на концерте Колонна.
— Вон туда я хотела повесить эстамп, который Тирар обещал мне целый год, — продолжала госпожа Ламорлетт. — И вот, наконец, он мне его подарил. Вы его еще не видели? Я сейчас вам его покажу. Он настолько непристойный, что мне пришлось спрятать его в шкаф.
— Я действительно была на концерте, — сказала Берта, когда госпожа Ламорлетт вышла из гостиной.
— Я там смотрел на вас. У вас было такое одухотворенное и вдумчивое выражение лица… У вас часто бывает сосредоточенный вид. Помню, когда я впервые увидел вас, я сказал себе: «Вот женщина, которая слишком много думает». И вот сейчас, когда госпожа Ламорлетт здесь болтала с нами, я наблюдал за вами… Вдруг у вас на лице появилось выражение глубокой задумчивости. Это встречается весьма редко, лицо, отмеченное печатью раздумий.
— Просто я порой бываю рассеянной, — сказала Берта.