– Подождите, женщина, не тарахтите, – тон проводницы явно изменился и перешел обратно к пренебрежительному. Судя по всему, то, что сказала мама, было явно не тем, чего она опасалась, и что заставило ее изменить тон еще буквально пару секунд назад. – Дайте посмотреть.
Проводница долго изучала выданные ей билеты. Водила пальцем по строчкам и шевелила губами, как первоклашки на своих первых уроках чтения. В купе снова повисла тишина. Все следили за скрупулезным изучением билетов проводницей.
– Руки бы им повыдергивать, – наконец разразилась проводница, – куда они смотрели? О чем они думали? Продали, мать их. Справились. А мне что делать? Куда его прикажете селить? У меня вагон полный…
– Что вы кричите? Я-то ни в чем не виноват, – как-то печально отреагировал мужчина. – Пришел в кассу, взял билет. Что мне теперь в коридоре спать? На полу?
– Ладно, разберемся, – проводница собрала все наши билеты и уложила их в специальные полиэтиленовые отделения папки в дерматиновой обложке, чем-то напоминающей кляссер для марок. – Посидите пока тут, а там – посмотрим.
Это была не просьба, это была констатация. Неудобства нашей семьи и этого мужчины в расчет не брались, ему приказано было ждать. Хотя в данной ситуации деваться, конечно, было некуда, поэтому прощался даже такой тон.
– Вы не возражаете? – спросил попутчик у мамы. – А то я, в принципе, могу и в коридоре подождать…
– Да что вы?! Какой коридор? – сказала мама, – конечно оставайтесь. Все мы люди…
Проводница не стала слушать эти расшаркивания и на последних маминых словах она уже вышла из нашего купе и перешла в следующее.
– Пойдем покурим? – обратился папа к нашему соседу по купе.
– Пойдем, – отозвался тот.
Их не было минут десять. Мама успела за это время переодеться и достать книгу. В это время зашли папа и этот мужчина.
– Познакомьтесь: это моя жена Аня, – папа показал на маму раскрытой ладонью, – а это Армен.
Мужчина кивнул.
– Очень приятно, – сказала мама.
– Хочу поблагодарить вас, что разрешили мне подождать здесь… – начал было Армен. (Я буду называть его Арменом для простоты изложения)
– Ну что вы, какие пустяки…
Взрослые расселись на нижние полки: мама с папой с одной стороны, Армен – с другой. И снова в купе воцарилась тишина.
Мы с братом молча смотрели на происходящее со своих верхних полок, что на нас было не очень похоже. Тем более то, что происходило внизу, ни коим образом не подпадало под прилагательное «интригующее». Да и редко, когда взрослые разговоры интересуют детей настолько, что они молча могут слушать их в течении более чем нескольких минут.
Наш новый сосед по купе кашлянул, прикрыв рот ладонью.
– Отдыхать едете? – спросил он. Глаза его в этот миг выражали какую-то такую тоску и боль, как будто он говорил о чем-то, что когда-то упустил и чего ему уже никогда не вернуть. Конечно, такие ассоциации у меня рождаются только теперь, но, видя тот эпизод, как фотографию, перед глазами, я снова и снова анализирую, улавливаю и подмечаю.
– Да, в отпуск, -подтвердила мама. – А вы разве нет?
– Нет, я к брату еду. Он у меня на побережье живет, – и опять такая тоска в глазах…
– Да… Хорошо… – в глазах у родителей читалось, как они представляли себе близкого родственника или, как минимум, очень хорошего знакомого, живущего на побережье. И как можно было бы комфортно отдыхать, общаться и к тому же откладывать ежемесячно весь год меньшую сумму. Тогда, да и сейчас, это было очень актуально.
– Брат родной? – спросил папа.
– Да, брат родной. Старший. Я, правда, его семь лет не видел…
– Как же так…, – мама никогда не понимала, как родные люди могут друг с другом ссориться или, не дай бог, враждовать. В семье, где она росла, отношение к близким было трепетное и заботливое. Все понимали, что надежнее и преданнее людей не найти, поэтому и держались друг за друга. Такие же отношения были выпестованы и в нашей семье. Наверно именно поэтому мама всегда воспринимала случаи непримиримой вражды между родственниками, о которых ей становилось известно, так остро. Особенно, если дело касалось ее близких знакомых. Буквально, как своё личное горе.
– Глупая история, – Армен махнул рукой и как-то горько ухмыльнулся.
– А другой и не могло быть, – мама посмотрела ему в глаза. – Вы извините меня за прямоту, но история, которая поссорила самых близких людей, другой быть не может.
– Да, пожалуй, вы правы. Но это, к сожалению, ничего не меняет. Обидно, что на пустом месте. То есть совсем. Возьмешься рассказывать и рассказать-то нечего. Да и стоит ли?…