-- Очень жалѣю о васъ, сказала Вѣра Дмитріевна, и черные глаза ея блеснули такой молніей, что, казалось, бѣдный Ладошинъ долженъ бы былъ обратиться въ прахъ.
-- Какой нестерпимый этотъ Ладошинъ! сказала Вѣра Дмитріевна дамѣ, съ которой встрѣтилась въ дверяхъ.
-- А вотъ нравится же! отвѣчала та: -- говорятъ, что Анюта Сарапаева безъ ума въ него влюблена.
-- Право? Я такъ слышала совсѣмъ другое -- и съ этими словами глаза ея, конечно случайно, остановились на Илашевѣ. Дама схватила ее подъ руку, и онѣ обѣ ушли.
VIII.
Когда же въ городѣ можно провести такъ весело цѣлый день? Всѣ вмѣстѣ съ утра до глубокой ночи, часто съ увѣренностью на другое утро встрѣтиться въ той же самой гостиной, или лучше -- въ саду на утренней прогулкѣ. Однако, въ-продолженіе дня все еще не такъ весело, особливо для дѣвицъ. Церемонный и длинный обѣдъ, потомъ карты; еще же мужчины вздумаютъ, въ свободное время, стрѣлять въ цѣль; всѣ какъ-то скованы приличіемъ, или въ разбродѣ; если же и вмѣстѣ, то, какъ растенія въ травникѣ, раздѣлены по классамъ и по родамъ. Вотъ вечеромъ весело, и особливо если есть музыка. Что до того, какъ освѣщена зала, лампами или воскомъ? что до того, выглядываетъ ли изъ дверей прихожей и корридоровъ безчисленное множество горничныхъ и дворовыхъ ребятишекъ? что до того даже, что и какъ терзаютъ музыканты? Зала оживлена какъ-бы на лучшемъ столичномъ балѣ. Вотъ посреди пестраго круга мужчинъ и дамъ -- не на паркетѣ, на крашеномъ полу -- но что до этого?-- летитъ въ галопѣ, склоня головку къ полнымъ плечамъ, гибкая, какъ тростникъ, Анюта Сарапаева. Глаза потуплены, щеки пышутъ удовольствіемъ, согнулась, какъ цвѣтокъ подъ дыханіемъ полуденнаго вѣтра, и бѣлая, округленная молодостью рука какъ-будто ищетъ опоры на плечѣ кавалера; и вотъ рѣзва, жива, какъ дитя игрива, перепорхнула она на другую сторону и летитъ шаля, шутя... Но галопъ не любятъ дамы, особливо солидныя, какъ, напримѣръ, Вѣра Дмитріевна. Онъ не приличенъ, онъ бѣшенъ, онъ будитъ воображеніе, какъ кисть Тиціана въ картинахъ его нимфъ, какъ Корреджіо въ картинахъ его Данай. Вѣра Дмитріевна любитъ танцы болѣе-степенные, особливо гдѣ можно посидѣть, поговорить,-- французскую кадриль, мазурку, и то изрѣдка.
Но кадриль также оживляетъ залу; люблю смотрѣть на ея пеструю, подвижную картину, люблю замѣчать случайно-брошенный взглядъ, бѣглую улыбку при мгновенной встрѣчѣ; любила бы подслушать -- но, Боже мой! за одно нѣсколько-интересное слово, сколько пошлостей, сколько толковъ о залѣ и духотѣ пришлось бы выслушать! Не всѣ же кавалеры такъ милы, какъ кавалеръ Анюты, на-примѣръ. Это, кажется, засѣдатель уѣзднаго суда. Вытянулся безъ малѣйшаго упрека въ наклонности двухъ прямыхъ линій, которыми обрисована его талія, и сидитъ въ блаженномъ спокойствій, предоставя и даму и мѣсто возлѣ нея Ладошину, который великодушно взялъ на себя обязанность занимать ее. Вѣра Дмитріевна танцуетъ напротивъ. Хороша какъ день, по день, угрожающій бурею. Въ-самомъ-дѣлѣ, она что-то встревожена: она не спускаетъ глазъ съ Анюты; иногда взглядываетъ на Софью Павловну, которая танцуетъ въ той же кадрили. Вѣра Дмитріевна улыбается, но улыбка ея такая зловѣщая! она оживлена, но трудно сказать, удовольствіе или тайная тревога оживляетъ ее. Она необыкновенно-любезна съ своимъ кавалеромъ, тѣмъ губернскимъ чиновникомъ, который говорилъ съ дамами объ итальянской оперѣ; шутитъ также и съ Софьей Павловною, встрѣчаясь съ нею. Софья Павловна танцуетъ съ Илашевымъ. "Какъ оба несносны!" говоритъ шутя Вѣра Дмитріевна: "забываютъ фигуры и тогда только опомнятся, когда къ нимъ подойдутъ, -- ну, точно будто-бы учрежденіемъ новаго министерства заняты. Софья Павловна съ своими задумчивыми голубыми глазами точно райской птички заслушалась."
-- Что за чудесный бюстъ у Софьи Павловны! сказала Катерина Ивановна, по долгу хозяйки остановись мимоходомъ возлѣ Вѣры Дмитріевны.-- Знаете, я все любуюсь ея плечами.
-- И какъ хорошо, что есть знатоки! замѣтила Вѣра Дмитріевна:-- посмотрите на ея кавалера; съ какимъ вниманіемъ онъ изучаетъ ихъ античныя формы.
-- Вѣдь, въ-самомъ-дѣлѣ, глазъ не спускаетъ.
-- О! да вѣдь это его ни къ чему не поведетъ. Моя Софи -- прелесть, что за женщина! она ничего не замѣчаетъ. Это совершенное дитя. Не повѣрите, какъ я люблю ее.
Хозяйка пошла къ другой дамѣ разсказывать объ античныхъ формахъ Софьи Павловны.
Но что же это? какое облако затуманило свѣтлый горизонтъ нашей вдовы? что тревожитъ ее?
Она сама нѣсколько виновата.
Въ то время, когда Илашевъ, утромъ, такъ неумышленно очутился возлѣ Вѣры Дмитріевны съ пирогомъ, которымъ надѣлила его Катерина Ивановна, ей вздумалось, Богъ-знаетъ изъ какихъ видовъ, намекнуть ему о городскихъ слухахъ на-счетъ его и Сарапаевыхъ. Илашевъ, котораго голова рѣшительно, кажется, не вмѣщала на этотъ разъ ни одной благочестивой идеи, ошибся и подумалъ, что ему говорятъ о Софьѣ Павловнѣ. Онъ, по собственному его признанію, пріѣхалъ на праздникъ единственно для того, чтобъ помириться съ прекрасною вдовою и возобновить прежнія дружескія отношенія на прежнихъ правилахъ и надеждахъ. Будучи занятъ единственно мыслью, что сосѣдка, не смотря на свою строгость, не совсѣмъ-равнодушна къ нему, онъ вообразилъ, что устами ея говоритъ ревность; а какъ ревность давно извѣстна за всѣми-одобряемое средство для приведенія въ исполненіе такихъ плановъ, какіе занимали Леонтья Андреевича, то онъ и ухватился за эту лучезарную мысль.