-- Не-уже-ли провинціальныя привычки такъ заразительны, что и вы не избѣгли ихъ? Замѣтьте, провинціалы ничего такъ не боятся, какъ показать, что они идутъ въ уровень съ жизнію ихъ окружающею, и потому, говоря съ пріѣзжимъ изъ столицы, предупреждаютъ ожидаемыя насмѣшки предположеніемъ насмѣшекъ -- только для того, чтобъ показать, что они не хуже другихъ умѣютъ замѣтить смѣшное въ провинціальной ихъ жизни.
-- И изъ этого общаго приговора надъ нами, бѣдными провинціалами, ничего не удѣлите столичнымъ?
-- О, все, что вамъ угодно! только позвольте мнѣ хвалить сколько душѣ хочется этотъ вечеръ.
-- Послушайте, сказала Софья Павловна, вдругъ принявъ скучающій и разсѣянный видъ:-- мнѣ кажется, что всѣ балы въ мірѣ, столичные какъ и деревенскіе, равно пусты, скучны...
-- О, не всѣ!
-- И это простое слово заставило молодую женщину опять обратится къ своему цвѣтку. Она хотѣла казаться спокойною, по сердце ея билось и грудь волновалась... можетъ-быть, потому-что это простое слово сопровождалось такимъ взоромъ, было сказано такимъ голосомъ, что проникало душу. Но шумъ и шарканье въ залѣ напомнили молодымъ людямъ, что вечеръ дѣйствительно оконченъ. Илашевъ вышелъ за другими.
Софья Павловна осталась на томъ же мѣстѣ. Она смотрѣла на удаляющуюся толпу не видя ея; вдругъ круглая женская ручка обняла станъ ея. Она оборотила голову: это была Вѣра Дмитріевна. Прекрасная вдова казалась растроганною; на глазахъ ея, какъ алмазы, свѣтились двѣ крупныя слезы. Она съ жаромъ поцаловала Софью Павловну.
-- Что это значитъ, Вѣра? что съ тобою?
Вѣра Дмитріевна крѣпко сжала ея руку.
-- Но ты меня пугаешь. Бога ради, скажи, что съ тобой?
-- Со мною, Софи? ничего пока; но, милый другъ, прійдетъ время -- и тогда вспомни, что твое горе всегда будетъ моимъ собственнымъ.
-- Я не понимаю тебя; говори яснѣе, прошу тебя, продолжала Софья Павловна, удерживая пріятельницу, которая хотѣла уйдти.
-- Не понимаешь? Я вѣрю тебѣ, Софи. Но, милый другъ, остерегись; замѣтятъ и другіе, но я одна скажу тебѣ: ты не равнодушна къ нему.
И съ этимъ словомъ она скрылась изъ комнаты.
XI.
Деревня Кортоминыхъ была только въ пяти верстахъ отъ имѣнія Сарапаевыхъ, и потому Петръ Алексѣевичъ, тотчасъ послѣ ужина, со всѣмъ семействомъ отправился домой. На другой день, мужчины должны были опять съѣхаться у Кортоминыхъ, чтобъ вмѣстѣ ѣхать на охоту и потомъ обѣдать у Петра Алексѣевича. Сами Кортомины и дамы, которыя оставались у нихъ ночевать, обѣщали пріѣхать къ обѣду.
Заря ярко уже горѣла на востокѣ, когда Софья Павловна отпустила горничную и легла въ постель; но на этотъ разъ напрасно она призывала желанный сонъ. Голова ея горѣла; сердце билось; въ душѣ отзывались послѣднія слова Вѣры Дмитріевны: "ты не равнодушна къ нему". Не равнодушна? почему же не равнодушна? говорила Софья Павловна: съ чего могла это взять Вѣра? Почему сказала она, что другіе также могли замѣтить? И она упрекала себя, что не удержала Вѣры Дмитріевны и не заставила ея объясниться. Иногда она думала, что все это было только шуткою со стороны Вѣры Дмитріевны; она клала руку на сердце, но оно билось сильно, и тайный голосъ изъ глубины души возставалъ противъ этой утѣшительной мысли. Тогда она съ ужасомъ спрашивала сама себя, не-уже-ли, въ-самомъ-дѣлѣ, была она неравнодушна? припоминала каждое движеніе сердца своего въ-продолженіе этого вечера, каждое малѣйшее ощущеніе, каждое слово, каждый взглядъ; но, увы! своевольное воображеніе припоминало ей вмѣстѣ съ ея словами другія слова, другіе взгляды, и противъ воли видѣла Илашева, его улыбку, его взоръ, слышала его голосъ, и все это такъ живо, такъ ясно, что сердце ея начинало биться еще сильнѣе, и вчерашнія ощущенія, живыя, какъ были наканунѣ, опять наполняли трепетомъ душу. Она быстро приподнималась съ изголовья и закрывала лицо руками, какъ-бы желая не видать того, что за минуту сама вызывала изъ глубины памяти. Напрасное усиліе! Каждая мысль становилась живымъ образомъ, и въ свою очередь осаждала ея воображеніе. Прижавъ руки къ груди, со взоромъ, воспламененнымъ тревогою и волненіемъ, она повторяла: "но я этого не хочу! я не люблю, я не могу любить!.." и въ тоже самое мгновеніе видѣла Вѣру Дмитріевну съ ея неумолимымъ: "ты не равнодушна къ нему!" и за нею цѣлую перспективу женскихъ лицъ, которыя всѣ съ злобно-радостною улыбкою смотрѣли на нее, какъ на свою добычу, и какъ чудовища во снѣ Татьяны повторяли: "мое! мое!"
Бѣдная Софья Павловна! она вышла за Петра Алексѣевича совсѣмъ не по любви. Когда, вмѣсто блеска гостиныхъ большаго Свѣта, и общества, избраннаго изъ цвѣта столицы, она увидѣла себя въ деревянномъ домикѣ украинской помѣщицы, которая кормитъ ее варениками и совѣтуетъ отъ скуки заняться рукодѣльемъ; когда, вмѣсто разсѣянья и блеска утонченной роскоши, вѣчная тишина деревенской жизни обняла ее своими безконечными вереницами однообразныхъ дней, и довольная посредственность, съ полнымъ желудкомъ, покойно усѣлась возлѣ нея, не понимая, что сердце и умъ имѣютъ тоже свои нужды, тогда она поняла, что съ княжескимъ домомъ потеряла не одну любовь: она поняла, что безъ любви она могла бы еще прожить, но что ей были необходимы какъ воздухъ, хорошій домъ, театръ, модный магазинъ, учитель музыки и общество, въ которомъ все такъ свѣтло, такъ ярко, все такъ радужно. Тысячу разъ упрекала она себя въ минутномъ заблужденіи своемъ; тысячу разъ раскаявалась въ заносчивыхъ мечтахъ своихъ, и готова была пожертвовать самою лучшею изъ нихъ, чтобъ только опять дышать воздухомъ, въ которомъ развилась, чтобъ опять вздохнуть хоть разъ посреди блеска огней, алмазовъ и цвѣтовъ, въ искусственной атмосферѣ гостиной, гдѣ звуки музыки сливаются съ шумнымъ говоромъ и улыбка цвѣтетъ на всѣхъ лицахъ. Но время проходило; два раза богатыя украинскія поля оживились весною, а для Софьи Павловны все та же скука, тѣ же однообразно-длинные дни. Наконецъ, письмо изъ Петербурга. Княгиня не забывала своей воспитанницы, и между-тѣмъ, какъ чистый воздухъ Украйны лечилъ ее отъ любви и отъ заносчивыхъ мечтаній, она пеклась о ея счастіи и приготовила ей жениха. Этотъ женихъ былъ Петръ Алексѣевичъ. Княгиня надѣялась, что Соничка не обманетъ ожиданія ея и съ радостію прійметъ это новое доказательство любви ея благодѣтелей; съ этимъ условіемъ она приглашала ее въ Петербургъ. Женихъ! идти замужъ за человѣка неизвѣстнаго! Но этотъ человѣкъ богатъ, а Соничка уже узнала цѣну богатства; къ-тому же, это было единственнымъ средствомъ избавиться Украйны... Соничка полетѣла въ Петербургъ.