-- За нею, однакоже, отецъ дастъ около двухъ-сотъ, да послѣ бабушки...
-- Да, послѣ. Ну, да хорошо, еслибъ и теперь: что это значитъ для Петербурга въ томъ кругу, къ которому я уже привыкъ? Это прекрасно здѣсь; но, признаюсь, корчить грансеньёра въ провинціи совсѣмъ для меня незавидная доля.
-- Однакожь, дѣвушка можетъ же понравиться?
-- А ты влюбился бы въ Сарапаеву, еслибъ за нею ничего не было, или еслибъ она была дочерью какого-нибудь секретаря?..
-- Ну, вотъ еще, съ которой стороны ты берешь! Разумѣется, вѣдь мы не дѣти же, чтобъ влюбляться безъ ума; однакоже, если правила дѣвушки...
-- А ты вѣришь въ правила дѣвушекъ?
-- Однакожь, если попадется Вѣра Дмитріевна.
-- Что же? мы также будемъ умѣть принимать за гостей компаньйонки тѣхъ, которые будутъ посѣщать ее черезъ садъ въ наше отсутствіе; тутъ нѣтъ ничего ни новаго, ни особеннаго. А гости послѣ, изъ великодушія, станутъ давать приданое компаньйонкамъ.
-- Смѣйся, но мнѣ кажется, что это единственное доброе дѣло, которое мнѣ случилось сдѣлать въ жизнь мою.
-- А, на-примѣръ, съ Сарапаевымъ, какъ ты съ нимъ сладишь?
-- Если станетъ упрямиться, я увезу Анюту.
-- Нѣтъ? и ты увѣренъ, что она поѣдетъ?
-- Да, если тебѣ не вздумается мѣшать мнѣ -- онъ пристально посмотрѣлъ на Илашева; но тотъ, казалось, не замѣтилъ этого испытующаго взгляда. Онъ продолжалъ:-- У меня есть ея письма.
-- Твоя любовь разсчитываетъ и эти средства?
-- До этого не допустятъ, повѣрь мнѣ...
XV.
Нѣсколько дней непрерывнаго ненастья прекратили всѣ сообщенія между помѣщиками. Сарапаевы никуда не выѣзжали; конечно, у нихъ никогда не бывало безъ людей, но это были кое-кто изъ самыхъ близкихъ, и то мужчины, въ числѣ которыхъ былъ и Илашевъ. Между-тѣмъ, Вѣра Дмитріевна писала къ Софьѣ Павловнѣ, что она нездорова; и, странное дѣло, ни въ одномъ изъ писемъ ея не было ни слова о томъ, что всего болѣе занимало Софью Павловну. Казалось, прекрасная вдова приняла рѣшительное намѣреніе молчать -- быть-можетъ, выжидая довѣренности своей пріятельницы. Наконецъ, осеннее солнце въ полномъ блескѣ взошло на горизонтъ, тучи разсѣялись, и Софья Павловна рѣшилась навѣстить друга. Но станетъ ли она говорить съ нею откровенно? скажетъ ли о томъ, что происходило въ душѣ ея?.. Нѣтъ! Софья Павловна никогда не рѣшится на это. Вѣра Дмитріевна такъ строга въ непреклонной добродѣтели своей: какъ говорить ей о слабостяхъ сердца!
Въ этотъ же самый день, только-что начало смеркаться, въ Сергіевскомъ, на вершинѣ горы, по которой вилась проѣзжая дорога, показались два экипажа, приблизились, вотъ слышенъ стукъ колесъ; на дворѣ зашумѣло, и отъ передней до дѣвичьей разнеслось: "Татьяна Васильевна пріѣхала". Анюта бросилась стремглавъ на крыльцо; Петръ Алексѣевичъ, который въ это время доигрывалъ партію въ преферансъ, поспѣшно бросилъ карты, записалъ выигрышъ, стеръ ремизъ, спросилъ, кто сдаетъ, и пошелъ скорыми шагами къ передней.
Между-тѣмъ, къ крыльцу подъѣхала огромная четырехмѣстная карета въ шесть лошадей. Двое дюжихъ слугъ отворили дверцу и стали у подножки. Въ каретѣ показалось движеніе; какая-то масса, составленная изъ атласовъ разныхъ цвѣтовъ, придвинулась къ дверцѣ, потомъ на подножку опустилась нога, довольно-значительнаго размѣра, въ широкомъ башмакѣ со спущенною пяткою; за тѣмъ атласная масса заколебалась, и появилась широкая голова пожилой женщины въ темномъ капорѣ; двѣ толстыя руки ухватились за стѣнки кареты, потомъ опустились на плеча двухъ слугъ, и Татьяна Васильевна вышла вся на первую ступень, остановилась, сказала нѣсколько словъ кучеру и спустилась прямо въ объятія Анюты, которая въ то же время бросилась къ бабушкѣ и утонула своимъ хорошенькимъ личикомъ въ капишонахъ и мантильяхъ, закрывавшихъ весь бюстъ почтенной дамы. Петръ Алексѣевичъ съ другой стороны цаловалъ ручки тётушки. За тѣмъ изъ кареты выпрыгнули, одна за другою, дѣвочка, дѣвушка и извѣстная намъ Мавра Даниловна,-- всѣ три съ дорожными мѣшками; дѣвочка, сверхъ того, несла еще подушку, которую барыня обыкновенно подкладывала подъ себя, и маленькую собачонку; послѣднюю, однакожъ, Анюта тотчасъ приняла въ свое завѣдываніе, при радостныхъ восклицаніяхъ: "ахъ, мимка, мимочка!" Татьяну Васильевну повели на лѣстницу.
Черезъ нѣсколько минутъ, тётушка сидѣла въ гостиной на своей подушкѣ и въ большихъ креслахъ, положа ноги въ спущенныхъ башмакахъ на шитую скамейку; Анюта съ собачкою усѣлась возлѣ нея на табуретѣ, Петръ Алексѣевичъ на диванѣ, положа руки на столъ, и, какъ свѣтскій человѣкъ, внимательно слушалъ тётушку, не обращая ни одного взгляда на карточный столъ, за которымъ партнёры его сидѣли съ чувствомъ просителя въ передней министра, и для разсѣянья били по столу зарю пальцами. Татьяна Васильевна снимала съ шеи одинъ за другимъ платочки, шарфики и все это складывала передъ собою на столъ.