Открытіе бабушкою петербургской невѣсты защекотало самолюбіе Анюты, которое все еще по-временамъ нашептывало воображенію дѣвушки о петербургскихъ дворцахъ и придворныхъ балахъ, но не нашло ея врасплохъ. "Что же?" сказала она: "я всегда въ душѣ своей любила одного Владиміра; я готова была повиноваться; но мнѣ дорого стоило бы забыть его. Можетъ-быть, даже я не перенесла бы этого. Теперь я свободна и могу надѣяться, что папенька, наконецъ, умилостивится и соединитъ насъ." Картина Бѣлой Залы Зимняго-Дворца, великолѣпно-освѣщенной, и бархатный кокошникъ, вышитый брильянтами, блеснули-было въ воображеніи молодой дѣвушки; но это было на одно мгновеніе -- какъ молнія, какъ минутный возвратъ болѣзни, уже уступающей быстровозвращающемуся здоровью. Дѣвушка съ стоическою твердостью умѣла скрыть этотъ возвратъ отъ самой-себя, заключила глубоко въ сердцѣ вздохъ, который вырвался-было изъ груди, и на друroe утро рѣшилась идти къ бабушкѣ, чтобъ робкимъ признаніемъ любви къ милому Владиміру склонить ее дѣйствовать рѣшительнѣе въ ихъ пользу. Кто знаетъ! можетъ-быть, самолюбіе дѣвушки болѣе, чѣмъ всѣ другія причины, побуждало ее къ этому поступку. Какъ бы то ни было, а она была оскорблена поведеніемъ Илашева. Онъ не могъ не замѣтить заискиваній Петра Алексѣевича и отвергъ ихъ. Если же не онъ, то свѣтъ замѣтилъ ихъ, и ей нужно было теперь показать и Илашеву, и свѣту, что если эти заискиванія и существовали, то это было безъ ея согласія, въ-слѣдствіе тиранской воли отца, и въ самое то время, когда она умирала отъ любви къ Ладошину.
Анюта подошла уже къ дверямъ бабушкиной комнаты, когда она услыхала голосъ Татьяны Васильевны, которая говорила очень-громко.-- Вѣдь я тебя знаю не съ сегодня, Петръ Алексѣичъ. Ты и спишь, и видишь влѣзть въ знатное родство. Будь голъ, какъ соколъ, да придворный, такъ ты радъ и самъ идти въ приданое за дочерью.
Анюта сдѣлала знакъ горничной, чтобъ молчала, и приложила ухо къ дверямъ, потому-что Петръ Алексѣевичъ отвѣчалъ такъ тихо, что почти нельзя было слышать.-- Что вы говорите, тётушка, сказалъ онъ:-- могло бы относиться къ какому-нибудь выскочкѣ, а мы съ вами и сами довольно-старинные дворяне, и, кажется, всегда пользовались уваженіемъ, такъ я не знаю, право, изъ чего намъ такъ гоняться за придворными.
-- Батюшка! знаемъ мы, что такое старинное дворянство, отвѣчала Татьяна Васильевна: -- вотъ у насъ и князь старинный русскій князь, да служитъ засѣдателемъ. Знатенъ тотъ, на кого солнышко свѣтитъ, да денегъ много. Да не въ томъ дѣло, а въ томъ, что ты взялся не за свое. Гдѣ вамъ, мужчинамъ, дочерей выдавать? За это дѣло не берутся не спросясь, да не посовѣтовавшись. Вотъ ты похитрилъ, а вѣдь вышло же наружу. Сказали добрые люди и мнѣ старухѣ; думаю, что дѣлать? Жаль Анюту... да что же таить? Жаль и тебя самого. Всегда любила васъ: такое ужь глупое сердце. Ну, писать въ Петербургъ, развѣдывать, вотъ и узнала.
-- Я, право, не понимаю, тётушка, съ чего все это взялось. Какія-нибудь сплетницы выдумали, вотъ и пошла тревога. Я принималъ Илашева, какъ сосѣда, и почему же не принимать? Развѣ только и принимаютъ, что жениховъ? Какъ-будто молодые люди только за тѣмъ и ѣздятъ, чтобъ высматривать невѣстъ!
-- Нѣтъ, молодые люди не только за этимъ ѣздятъ къ старымъ помѣщикамъ, нѣтъ.
-- Я не знаю, что вы хотите этимъ сказать; Илашевъ денегъ у меня не просилъ; жена моя...
-- Сдѣлай милость, батюшка, не примѣшивай тутъ Софьюшки. Я люблю ее какъ дочь родную и вѣрно ужь не я скажу что-нибудь объ ней дурное. Дай Богъ, чтобъ ты жалѣлъ ее, какъ я. Если я была недовольна женитьбою твоею, то это потому, что мнѣ было жаль ея: она слишкомъ-молода для тебя... Да полно сердиться-то; я вижу, что ты кусаешь губы...
-- Тётушка!
-- Не горячись, батюшка, а подумаемъ лучше, какъ пособить горю. Вѣдь не заставишь всѣхъ молчать. Всѣ говорятъ, что ты ловилъ Илашева и что онъ насмѣялся надъ тобой.
-- Ну, тётушка, признаюсь вамъ, что если кто и осмѣлился это сказать, то это меня мало трогаетъ. Кто говоритъ? Ваша городская сволочь, которая каждый праздникъ обиваетъ у меня пороги? или ваши уѣздныя дворянки? Не безпокойтесь; завтра кликну ихъ на обѣдъ, и всѣ слетятся съ поклонами.
-- Тамъ какъ хочешь, а для дѣвушки нехорошо.
-- Для моей дочери?-- Ничего.
-- Однако...
-- Такъ что же вамъ угодно, тётушка?
-- Да мнѣ кажется, что лучше было бы, еслибъ ты меня послушалъ и отдалъ ее за Ладошина.