-- Нѣтъ, батюшка; куда ужь мнѣ теперь! Прежде, точно, и любила хозяйство, и знала-таки кое-что; а теперь гдѣ ужь мнѣ! Я стара и слаба стала. Не повѣрите, какъ слаба! Знаете, иногда проснусь поутру, такъ съ постели встать силы нѣтъ.
-- Это не старость, Татьяна Васильевна. Какія же ваши лѣта? а вы всегда были сложенія слабаго...
-- Нѣтъ, съ-молоду я была здорова. У меня такой заботливый характеръ, Владиміръ Григорьевичъ, а вѣдь это хуже старости. Конечно, за себя мнѣ нечего Бога гнѣвить. Да вотъ эти сокрушили (она указала на Анюту). Что дѣлать! своихъ дѣтей Богъ не далъ, такъ объ этихъ сокрушаюсь.
-- Хорошо, Татьяна Васильевна, когда есть о комъ сокрушаться, да хорошо, когда есть кому по насъ потужить. А вотъ извольте-ка на меня посмотрѣть: вѣдь круглый сирота!
-- Какъ жалко! сказала Татьяна Васильевна, засмѣявшись.-- И вподлинну сирота!
-- Ни отца, ни матери, ни роду, ни племени.
-- Ахъ, батюшка! Женитесь, такъ и будетъ и родъ и племя, осмѣлилась вымолвить Мавра Даниловна, выдернувъ спицу и поправя очки.
-- Ахъ, еслибъ вашими устами да медъ пить, Мавра Даниловна! Душою бы радъ, да гдѣ невѣсты взять? Вотъ вы не пойдете; хоть бы постарались за меня,-- такъ и того не дѣлаете.
-- Слышишь, Мавра Даниловна! А что бы не пойдти? Подумай-ка, сказала Татьяна Васильевна.-- Женихъ хорошій, и съ состояніемъ; противиться же тутъ некому.
-- Какъ некому, матушка? сказала Мавра Даниловна, которая всегда умѣла кстати поддержать шутку.-- Дѣти не отдадутъ.
-- Не отдадутъ? Ну такъ что жь? Владиміръ Григорьевичъ и увезетъ, а добрые люди помогутъ. Представь, Софьюшка, что недалеко отъ насъ -- вотъ Савелій Яковлевичъ сказывалъ,-- въ Выползовѣ, крестьянская дѣвка убѣжала отъ отца съ какимъ-то парнемъ и обвѣнчалась; вѣдь это рѣдкость. Вотъ все говорятъ, что въ ихъ быту любви не бываетъ.
-- Какъ можно, чтобъ не было! сказала Софья Павловна, которая, какъ казалось, слышала только послѣднія слова тётушки.
-- А у насъ, бабушка, сказала Анюта: -- такъ безъ позволенія никто не идетъ замужъ. Папенька самъ всегда долженъ назначить кого за кого отдать.
-- Это отъ-того, что папенька твой любитъ вмѣшиваться не въ свои дѣла. Вотъ вы знаете, Савелій Яковлевичъ, какъ у насъ свадьбы дѣлаются. Да мы и не знаемъ ничего, какъ они тамъ сходятся. Вотъ у меня недавно вдовецъ сосватался съ невѣстою черезъ недѣлю послѣ смерти первой жены, пришелъ просить: дѣловая, говоритъ, пора приходитъ. Ахъ, батюшка! говорю я: вѣнчайся, если совѣсть не зазритъ.
-- А что же дѣлать, сказалъ Ладошинъ.-- Онъ зналъ, что ему нужна помощница. Вотъ, посмотрите! нашъ предсѣдатель гражданской палаты, какую Богъ далъ ему помощницу.
Татьяна Васильевна захохотала.-- Этакой ты злой!
-- Помилуйте, гдѣ тутъ злость? онъ человѣкъ очень-занятой; бѣдный проситель прійдетъ съ посильною благодарностью -- его и не пускаютъ къ нему. А помощница какъ-тутъ; она женщина чувствительная и пріиметъ.
Татьяна Васильевна находила, что Ладошинъ чрезвычайно-любезенъ, и смѣялась отъ всего сердца. Между-тѣмъ, пріѣхали еще кое-кто изъ сосѣдей; подали самоваръ. Разговоръ сдѣлался оживленнѣе.
Самоваръ былъ поставленъ на ломберномъ столѣ, разложенномъ противъ боковаго дивана. Анюта разливала чай. Человѣкъ разносилъ чашки и стаканы на большомъ подносѣ. Многіе изъ присутствующихъ подходили сами къ столу, брали булки, крендели, лимоны, или смородинный морсъ, поставленные на столѣ, и говорили нѣсколько словъ прекрасной хозяюшкѣ, или Маврѣ Даниловнѣ, которая подсѣла къ столику съ своею чашкою, вѣроятно для того, чтобъ Аннѣ Петровнѣ было не такъ скучно, Ладошинъ, выпивъ первый стаканъ, также подошелъ къ столу.
-- Вы такъ щедры, Анна Петровна, что я долженъ просить васъ класть поменьше сахара.
-- Вы вѣрно пьете со сливками?
-- Никогда! развѣ только лѣтомъ, когда сливки особенно хороши.
-- Ахъ! не говорите этого.
-- Что же тутъ для васъ непріятнаго?
-- Это мнѣ напоминаетъ, что лѣто ужь прошло.
-- Какъ-будто вы не любите зимы! А балы?
-- Да, если еще поѣдутъ въ городъ. Да вѣдь до того какъ еще долго, а теперь -- эта несносная осень.
-- Осень, какъ нынѣшняя! Грѣхъ вамъ, Анна Петровна. Тепло, какъ въ маѣ. Вы не гуляете?
-- Какъ можно! бабушка боится простуды.
-- Какъ-будто все надобно съ нею?
-- Я цѣлый день съ нею.
-- А вечеромъ? Ныньче чудесные, теплые, свѣтлые вечера...
Ладошинъ смотрѣлъ пристально на молодую дѣвушку и съ какимъ-то совершенно особеннымъ выраженіемъ. Онъ стоялъ такъ, что никто изъ общества, кромѣ Анны Петровны и, можетъ-быть, Мавры Даниловны, не могъ видѣть лица его.