От Ninon — ни слова. Я даже обеспокоен. В конце марта я собираюсь в Париж. Поговорить было бы много о чем — о любви, об уходящей и неиссякающей молодости, descente de lit и всем прочем, chere Madame — но отложим до радостного свидания. Только когда? Я сейчас все читаю Леонтьева и восхищаюсь, что это за замечательный писатель (но не романы). А вот Щедрин скорей г…о (пардон!). До свидания, голубой и дальний друг (я когда-то, кстати, сказал Вам, что самое большое несчастие для человека было бы в Вас влюбиться, и продолжаю это думать). Поцелуйте Жоржа и скажите ему главное, чтобы приободрился. Все болезни на 1/4 физические, на 3/4 — духовные неполадки.
Ваш Г. А.
23. Г.В. Адамович — И.В. Одоевцевой
Manchester
9/III-57
Дорогой и бесценный друг, chere Madame Иногда люди дружатся и даже влюбляются по письмам, как Чайковский и Mme Мекк[203]. Но хотя мы с Вами пребываем в дружбе давно, хоть и с перерывами, я ощутил прилив нежности, получив сейчас Ваше письмо, во-первых, — литературно: не то Пушкин, не то сюрреалисты, а во-вторых, — по смятению всех чувств, что я сейчас особенно понимаю и разделяю. Да, Алданов. И верно Вы пишете — «passons»[204], п<отому> что лепетать что-то можно в газетах, а так — не стоит[205]. Для меня это большое потрясение, и даже я не согласен, что в нем было что-то «ридикюльное», как Вы пишете и как все считали. Нет, было другое, скорее жалкое. Но еще раз — passons. Я бы лично не хотел так умереть, с папироской в руках, а хотел бы подумать раньше: что это все было?[206]
А вот о том, что влюбиться в Вас — великое несчастие, Вы не так поняли, и если окажется не столь лестно, то извиняюсь. Вот что я думал: у Вас от природы — великий дар забывать. Вы можете уверять человека в вечной любви, и он поверит в вечную любовь, а Вы через неделю даже забудете, о чем ему говорили и как «блестели глазами», вроде Анны Карениной. Это я в Вас понял с первых лет. Это то, что делает Вас femme fatale[207], хотя Вы от этого стиля (скорей Дианы Карэн, чем Анны Кар<енин>ой), к счастью, крайне далеки по врожденному вкусу. Ну, тоже passons.
Еще я очень рад, что Вы оценили стишок Мандельштама[208]. Я его получил недавно и случайно, а еще до этого думал: «а может быть, подделка?» Но это — не подделка, а прелесть и чистейший Мандельштам, чего дураки не понимают. Что же до Вейдле, вас восхитившего, то он, действительно, недурен, хотя уж очень свысока-наставителен. А чтобы оценить, что за перо у этого человека, прочтите последнюю фразу (10 строк) на стр. 43[209]. Пожалуйста, прочтите вслух — себе и Жоржу, дабы насладиться стилем. Мне, между прочим, претит, что в «Опытах» слишком много обо мне[210]. Хотя я и великий писатель, но это смешно и глупо, верьте мне или не верьте. Могу поклясться, что не сочиняю. Померанцева я не обижал, а написал в «Н<овом> р<усском> с<лове>» статью[211] (я ее еще не видел, — разве уже напечатали?) по поводу его стишков в «Р<усской> мысли» с призывом писать только о бомбах и великих событиях. Ничего обидного в статье не было, — кроме, пожалуй, слова «демагогия». Но и это пустяк. Померанцев мне скорей приятен, ну, а остальное — сами понимаете.
Да, Madame, сказать ничего нельзя, и только с такими людьми говорить стоит, кои это знают и чувствуют. Вольская умолкла, даже до неприличья. Было «креол, креол!», а теперь, как ее разобрало, ни слова. Чем она наглупила? Я писал о ней Водову, с которым она говорит по телефону, и советовал, что сделать для комнаты.
Шлю Вам самые нежнейшие чувства, обоим. Не скучайте, ибо скучно везде. И, пожалуйста, пишите. Я после 22–23 буду, вероятно, в Париже (т. е., вероятно, — если не случится непредвиденного) до Пасхи или чуть больше.
Ваш Г. А.
24. Г.В. Адамович — И.В. Одоевцевой
7, rue Frederic Bastiat Paris 8 8/IV-57
Дорогая Madame и друг бесценный!
Получил Ваше письмецо — с удивлением, что я не пишу. Во-первых, в вихре света писать трудно, а во-вторых, вихрь был до сих пор не интересный, и писать было не о чем, кроме чувств и мыслей. Но об этом лучше писать из Англии.
Сначала о делах.
Леонидова я до сих пор не мог добиться. Он, по-видимому, ошалел от Legion d’Honneur[212] (поздравили Вы его?), куда-то уезжал, был неуловим. Наконец, вчера я говорил с ним по телефону и условился о свидании на четверг. Сделаю все, что могу, буду persuasif[213], сколько могу, и сейчас же отпишу, что и как. Что выйдет, не знаю, но постараюсь, чтобы вышло хоть что-нибудь. Кстати, Жорж соизволил сделать приписку на Вашем предыдущем письме, приведшую меня в гнев, ярость и возмущение: Pour une fois[214] сделай для меня что-нибудь конкретное». «Выходит, значит, соловья баснями не кормят» или что-то вроде. Но сделать что-нибудь «конкретное» насчет комнаты в Cormeilles мог бы только Господь Бог, а со сбором денег у меня тоже возможностей мало, а главное, я бездарен, как пень, в этом смысле. Тут надо бы быть Роговским[215] или хотя бы Рогнедовым[216]. Ну, passons, не стоит об этом говорить.
Я был в первый же день приезда на панихиде по Вольской на rue Daru. Ляля страшно расстроена, что неожиданно. Но напрасно она написала в faire-part: «dans la 6-eme annee»![217] Бедная Ninon была бы возмущена. Зачем было это оповещать? Кого я вообще видел? Всех понемножку, но все какие-то кислые. Бахрах, друг моего сердца, как Вы, верно, знаете, отбыл в Мюнхен[218], Лида стала на 9/10 несносна из-за претензий и обид на весь мир, Маковский все тот же старый хрыч и еще поглупел, по-моему. От Оцупа — ни слова ни у кого, но я жду грозы и выговора с высоты Синая. Да, попросите, пожалуйста, Вашего друга Померанцева прислать Вам статейку «Опять о поэзии», если Вы ее еще не читали: там есть пассаж обо мне. Я был глубоко изумлен, т. к. cela frise 1е[219] хамство, и даже больше, чем frise. Это не полемика, а черт знает что по тону. Я его, кстати, встретил у Неточки третьего дня и сказал ему, что если не обижаюсь, то только по своей беспредельной лености. Он замахал руками и что-то стал объяснять, считая, что в статье в «Опытах»[220] я его страшно оскорбил, не называя его, но определенно на него намекая. Ля даже забыл о его существовании, когда писал эту статью! Ну, passons, тоже. Скучно жить на свете, господа, и, в сущности, мне давно все все равно, совсем.
Вот «descente de lit» — еще не совсем все равно. Но моя последняя lis d’ete[221] только что известила меня, что не приедет, ибо военные власти не пускают. Оно, м. 6., и лучше, т. к. надо вести при ней сверх-роскошный train[222] жизни, а, господин Мандельштам, это вам не по средствам. Съездил в Enghie, выиграл 4 т<ысячи>, а больше ездить боюсь, мало капиталу. Еще видел старика Гласберга[223] (у масонов), который с Вами будто бы играл в винт. Все бывает на свете. Он хоть и развалина, но страшный донжуан, и при очередном его винте советую вступить с ним во флирт для всяческих протекций. Восхищался лекцией какого-то прокурора, — это Ваш, который <строчка не читается>.
203
С меценаткой Надеждой Филаретовной фон Мекк (урожд. Фроловская; 1831–1894) П.И. Чайковский вел обильную переписку в 1876–1890 гг., но никогда не встречался с ней. Подробнее см.: П.И. Чайковский — Н.Ф. фон Мекк.: Переписка, 1876–1890: В 4 т. / Сост., науч. — текстологич. ред. и коммент. П.Е. Вайдмана. Челябинск: МPI, 2007. Т.1: 1876–1877.
205
М.А. Алданов скоропостижно скончался 25 февраля 1957 г. в Ницце. Адамович отозвался в печати через несколько месяцев: «Алданов — человек и писатель» (Русская мысль. 1957. 1 августа). Воспоминания Адамовича о нем были опубликованы спустя несколько лет: «Мои встречи с Алдановым» (Новый журнал. 1960. N8 60. С. 107–115) и «Воспоминания» (Русская мысль. 1967.15 апреля. № 2608. С. 3–4).
206
К.Д. Померанцев в своих воспоминаниях «Последний Адамович» писал: «Накануне его отъезда в Ниццу, т. е. за две недели до смерти, кто-то вспомнил смерть С.К. Маковского — “Какая прекрасная смерть: заснул и не проснулся!” Георгий Викторович вздрогнул и, словно сам с собой, — “Не знаю… Я бы хотел подготовиться два-три дня…”» (Новый журнал. 1972. № 108. С. 163).
208
Вероятно, имеется в виду стихотворение О.Э. Мандельштама «Жил Александр Герцевич…» (Опыты. 1956.№ 7.С.5).
209
Имеется ввиду статья В.В. Вейдле «О спорном и бесспорном» (Опыты. 1956. № 7. С. 37–44). 10 строк, стилистика которых позабавила Адамовича: «Дело тут не в поколениях; дело в том, что в эмиграции, именно вследствие неустроенности, да и относительной бедности ее литературной жизни, постоянно велись и ведутся споры не о спорном, не о том, что заслуживало бы спора, а о бесспорном, и даже не о временно бесспорном такого-то литературного поколения, а об истинах азбучных, о которых литераторам приходится спорить либо с людьми, “причастными литературе”, но поверхностно и со стороны, либо с теми, о ком и в самом деле можно сказать, что они участвуют в ней, но лишь если определять ее, исходя из количества, а не из качества» (С. 43).
210
В № 7 «Опытов» за 1956 г., помимо статьи самого Адамовича «О Штейгере, о стихах, о поэзии и о прочем» (С. 26–36), разбору книг и публикаций Адамовича и полемике с ним в той или иной степени были посвящены статьи В.В. Вейдле «О спорном и бесспорном» (С. 37–44), Ф.А. Степуна «“Новоградские размышления” по поводу книги B.C. Варшавского “Незамеченное поколение” и дискуссии о ней» (С. 45–57), Геннадия Андреева «Без победы и наград» (С. 58–64) и Николая Татищева «Среди книг» (С. 72–77). См. также примеч. 153.
211
Размышления Адамовича «О свободе поэта» (Новое русское слово. 1957.17 февраля. № 15941. С. 8) были вызваны стихотворением К.Д. Померанцева «Стишки о звездах, о цветах…», опубликованных незадолго до этого в «Русской мысли». См. также: «Поэт и журналист Кирилл Дмитриевич Померанцев (1907–1991) публиковал в «Русской мысли», помимо стихов и рецензий, статьи и эссе философской тематики, весьма высокопарные, но не очень глубокие. Д.И. Кленовский, придерживавшийся об этих его писаниях весьма нелестного мнения, вступил в полемику с Померанцевым: Кленовский Д. Поэзия и ее критики // Новое русское слово. 1956. 16 сентября. № 15786. С. 2, 8. Вслед за ним и Адамович высказал свое несогласие с мнением Померанцева: Адамович Г. О свободе поэта // Там же. 1957. 17 февраля. № 15941. С. 8. Поводом для статьи послужило опубликованное незадолго до этого в «Русской мысли» стихотворение Померанцева «Стишки о звездах, о цветах…».
212
Почетного легиона (фр.). В 1957 г. А.Д. Леонидов был удостоен высшей награды Франции — ордена Почетного легиона. Чествование состоялось 15 апреля 1957 г. С приветственной речью выступил директор государственных оперных театров Морис Леманн.
216
Рогнедов Александр Павлович (?—1958) — импресарио в Киеве, позже в Париже, имевший широкие связи в Европе. См. о нем очерк Б.К. Зайцева «Наш Казанова» (Русская мысль. 1959. 3 февраля. № 1325).
218
А.В. Бахрах работал в Мюнхене на радиостанции «Освобождение» (позже — «Свобода») с 1957 по 1972 г.
220
Померанцева, по-видимому, обидел следующий пассаж из статьи Адамовича: «У поэзии есть вкрадчивые, вероломные внутренние враги: развязность, остроумие. Худший враг — развязность, прокрадывающаяся в стихи под лживым предлогом, что пора, мол, перестать писать о цветочках да ручейках, что теперь, мол, другое время, помилуйте, в нашу эпоху… Обрываю фразу, — потому что тошно становится от одного воспоминания об этих разглагольствованиях» (Адамович Г. О Штейгере, о стихах, о поэзии и о прочем // Опыты. 1956. № 7. С. 30).