Ну, дорогая душка, до свидания. Я на старости стал болтлив, начну писать, не могу кончить. Напишу, значит, в пятницу, после Леонидова. Обнимаю и целую обоих и желаю всего.
Ваш Г. А.
25. Г.В. Адамович — И.В. Одоевцевой
7, rue Frederic Bastiat Paris 8 12/IV-57
Дорогая Madame
Ну, вот — был вчера у Леонидова. О спектакле, как о «прыгать», нет речи. Он не может (или не хочет) ничего устроить. Предложил мысль идиотскую: сделать спектакль русских писателей, т. е. чтобы играли писатели. Vous voyez cela![224] Как бы это все блестяще прошло, какой был бы сбор. Я просил его о другом: у него бывают известные артисты в его бюро, пусть бы он с каждого что-нибудь брал pour un grand poete russe[225]. Но тут он скис — «неудобно» и т. д. В конце концов вот что он предложил: с какими-то своими друзьями «в складчину» он дает 30 000 фр<анков> — и Вам их пошлет. Я спросил: верно ли это совсем, могу ли я Вас об этом известить. «Да, абсолютно верно, можете Иванову написать». Когда пошлет? В течение ближайших двух недель, через меня — или через Померанцева, если меня уже не будет в Париже. Вы, верно, надеялись на большее, но и это некий капиталец, и я рад, что вышло хоть это. У меня было опасение, что, кроме слов и советов, ничего не будет. Он в полном литер<атурном> преклонении перед Вами обоими (о Вас — очень смешно: перескажу при радостном свидании), но тут же говорит: «А Сергей Горный![226] Какой алмазный талант!» Et ainsi de suite. Оказывается, он с Вами не знаком, а я думал, что Вы у него бывали. В понедельник его чествование[227], по поводу Legion, я должен пойти, косвенно им облагодетельствованный, хоть и не для себя. Когда получите деньги, напишите (т. е. Жорж) ему трогательное письмо.
Сейчас получил от Кантора «Р<усскую> мысль» с Оцупом о Достоевском и обо мне[228]. Какие высоты, какой пророческий тон. «Мое водительство…» — читали Вы это? Между прочим, я написал о том, что его статья написана с «синайских высот», а он сказал Водову, что это намек на его еврейское происхождение. Даже Водов изумился такой догадливости! Я продолжаю вертеться в сливках, сегодня обедаю у Вашего друга Рабиновича с дурой-Лидой[229]. До свидания, cherie et tant chere[230], а также Жорж, несмотря на его дерзкие шпильки. Напишите мне еще в Париж, непременно, я здесь еще дней 10.
Ваш Г. А.
26. Г.В. Адамович — И.В. Одоевцевой
Manchester 24 мая <19>57
Дорогая Мадам и друг бесценный Ваше письмецо — долгожданное! — меня очень удивило. Я был уверен, что Леонидов давно деньги Вам прислал. Единственное, что могу Вам посоветовать: напишите ему — Вы или Жорж, — но не реприманд, а вопрос, т. е. когда уже рассчитывать, мы сделали долги и т. д. Мне неудобно ему писать, я ведь его совсем мало знаю. Но сошлитесь на меня: я его спросил, уходя от него: «Это верно? Могу написать Ивановым, что деньги будут?» Он ответил: «Верно! Можете написать». И дал срок — недели две. Напишите и Померанцеву, пусть напомнит. Кстати, до Вашего письма, накануне, мне вдруг Леонидов приснился, что будто бы он разорился и в нищенстве. Надеюсь, что это не так, хотя tout arrive[231].
Я здесь еще дней 10, а потом в Париже, если все будет в порядке. То, что Вы пишете о Ваших любвях и поклонниках, мне очень по душе. Не унывайте, дорогая детка, пока душа молода, человек тоже молод. А душа не стареет, в чем я все больше убеждаюсь и из чего заключаю, что она в самом деле бессмертна (раз не стареет). Я только боюсь, что в будущей жизни окажусь лягушкой или червяком, а хотел бы быть Рамзесом или Линой Кавальери[232]. На крайность Дианой Карэн. Писал на днях о «Н<овом> журнале» и написал несколько прочувствованных слов о Жоржиных стихах, вернее, не о них, а о нем вообще[233]. Какая страшная дрянь Олег Ильинский (?)
Будапеште![234] Я все меньше выношу эти поэтические актуальности. Что Ваш Кормэйль? Неужели мечта Ваша исполнилась? Очень буду рад за Вас, конечно, но мне будет жаль, что не к кому будет ездить в Hyeres, — разве что к Зое Симоновой![235]
Ну, до свидания. Напишите, если что будет от Леонидова. Я его в Париже, м. б., где-нибудь встречу и тогда сделаю удивленное лицо. Будет — должен быть, по крайней мере — вечер памяти Алданова[236], на котором я произнесу speach[237], Леонидов, как молодой писатель, наверно придет.
Целую, обнимаю и желаю всяких успехов.
Ваш Г. А.
27. Г.В. Адамович — И.В. Одоевцевой
7, rue Frederic Bastiat Paris 8 27/VI-57
Chere Madame, amie и все прочее!
Спасибо за письмецо. Очень рад, что, наконец, «свершилось», и Леонидов прислал деньги. Я его не видел, но звонил ему и просил передать, что звонил. М. б., это на него подействовало, т. к. он, конечно, понял, зачем я звонил. О том, чтобы к Вам заехать по дороге в Ниццу, увы, как о «прыгать», нет речи: я еду автокаром, через Гренобль. Если доживу, приеду в сентябре. Кстати, во Францию приезжает моя сестра, Таня[238], и в сентябре должна быть в Ницце. Пишет, что она — «толстая старуха», что мне трудно себе представить. Относительно кружения в сливках света, Вас интересующих, могу сообщить немного: видел Гингеров, Прегелыну, Лиду, — все то же. Видел еще американцев — Гринбергов, Женю Клебанову. Гринберги спрашивали о Вас, они приехали со своим автомобилем и собираются разъезжать по Франции! Еще видел Маковского, plus «гад», que jamais[239]. Я его не выношу. Кажется, все. В понедельник алдановский вечер, на котором будут, верно, еще сливки. Я всегда лечу в Париж на крыльях любви, а долетев, удивляюсь: чего так стремился? Притом, у меня под крышей[240] жара нестерпимая. Неожиданно я получил приглашение в Мюнхен, на какой-то съезд, в конце июля (верно, устроил Бахрах, который там). Но, по здравому размышлению, не поеду и уже им ответил: хотя taux frais payes[241], но чего ради тащиться в жару и сидеть там три дня, слушая какие-то доклады? Если бы они платили, кроме расходов, дело было бы другое. Относительно Зои Симоновой, простите, дорогие товарищи, не одобряю: ну, чего обижать une pauvre mioche[242], дорвалась до литературы, и Бог с ней! Мир, мир, мир, везде и повсюду, и Блоку от ее Герцена никакой обиды нет. Оцупа о Лермонтове и высших вопросах я прочел полстолбца и бросил, решив: зачем я буду себя утруждать? Водов, кажется, думает, что это все великая мудрость и блеск, я ему смутно намекнул, но он сказал: «Кускова в восторге». А Кускова пишет о Некрасове: «и сказать, что это когда-то нравилось!» Ну, passons, так было, так будет.
Относительно любви и поклонников, то Троцкий был прав: «продолжайте, mademoiselle!»[243], только найдите кого-нибудь помоложе. Не знаю, какой великий писатель (кажется, Вольтер), сказал, что понять, что такое любовь, в смысле poignant[244], можно, лишь влюбившись в женщину на 25 лет моложе тебя. Вот с этой точки зрения я бы очень советовал Вам влюбиться в 20-летнего мальчика, на что, впрочем, Вы по легкомыслию своему не способны. А жаль. У женщин это, должно быть, она более poignant, чем у мужчин, чему пример — Федра. Кстати, я нашел у того же Вольтера строчку, от которой пришел в восторг:
C’est moi qui doit tout, puisque c’est moi qui t’aime[245].
226
Горный Сергей (наст, имя и фам. Александр-Марк АвдеевичОцуп; 1882–1949) — старший брат Н.А. Оцупа и Г. Раевского, до революции — поэт-сатирик, в эмиграции — беллетрист. Подробнее о нем см.: Яковлева Е.П. Разные судьбы: Братья Оцупы// Знаменитые универсанты: Очерки о питомцах Санкт-Петербургского университета. СПб., 2005. Т. З.С. 537–554.
228
Оцуп Н. Писатель для взрослых // Русская мысль. 1957.9 апреля. № 1040. С. 4–5. Полемический отклик Оцупа был вызвана статьей: Адамович Г. Писатель для юношества // Там же. 21 марта. № 1032. С. 4–5.
232
Кавальеры (Cavalieri) Лина (1874–1944) — оперная певица, слывшая самой красивой женщиной своего времени.
233
В № 48 «Нового журнала» были опубликованы стихотворения Георгия Иванова «Иду — и думаю о разном…» и «Свободен путь под Фермопилами…» (С. 99-100), о которых Адамович написал в рецензии: «Оставляю под конец два стихотворения Георгия Иванова, как всегда мастерские, со все больше усиливающимся у него стремлением к совмещению поэтичности с прозаизмами, будто сахара с солью. Метод был бы для другого стихотворца опасен, но Георгия Иванова спасает то, что надо признать его чудесной особенностью: как сердце, по Пушкину, “любит оттого, что не любить оно не может”, так и стихи его всегда поют, — очевидно, потому, что “не петь не могут”» (Адамович Г. «Новый журнал». Кн. 47 и 48 // Русская мысль. 1957.30 мая. № 1062. С. 4–5).
234
О стихотворении О.П. Ильинского «Это сражается Будапешт…» (Новый журнал. 1957. № 48. С. 121) Адамович писал в той же рецензии: «Олег Ильинский — стихотворец несомненно даровитый, но дарованию его, по-видимому, еще далеко до зрелости. Мне могут возразить, что стихов будто бы “зрелых”, — независимо от возраста пишущего, — то есть таких, где все эмоции будто бы пережжены и переплавлены, где в неизменный пятистопный ямб уложены размышления о суете сует, где все пристойно, приятно, благоприлично и все чуть-чуть ни к чему, — что таких стихов у нас хоть отбавляй… Совершенно верно! Но и размашисто-декламационные выкрики о венгерском восстании тоже ни к чему, еще больше ни к чему! Есть какое-то разительное, мучительное несоответствие между событиями, вроде будапештской драмы, и торопливыми, квазипоэтическими иллюстрациями к ним. Читая стихи о Венгрии, я вспомнил знаменитое изречение Андре Жида насчет того, что “хорошие чувства идут на изготовление плохой литературы”» (Адамович Г. «Новый журнал». Кн. 47 и 48 // Русская мысль. 1957. 30 мая. № 1062. С. 4–5).
236
Вечер памяти М.А. Алданова был устроен 1 июля 1957 г. Союзом русских писателей и журналистов в Париже совместно с Объединением молодых поэтов. О выступлении Адамовича на вечере см. заметку: Мищенко А. Верная нота // Русская мысль. 1957. 11 июля. № 1080. С. 5. Текст выступления был вскоре опубликован в виде статьи: Адамович Г. Алданов — человек и писатель // Там же. 1 августа. № 1089. С. 4–5.
238
Адамович Татьяна Викторовна (в замужестве Высоцкая; 1891–1970) — родная сестра Г.В. Адамовича, балетмейстер, хореограф, организатор и руководитель балетной школы в Польше. 26 апреля 1963 г. Н.Н. Берберова с некоторыми неточностями писала о семействе Адамовича Г.П. Струве, отвечая на его запрос: «Напишу Вам сейчас о семействе Адамовича, чтобы распутать недоразумение: сестер было две. Одна жила и умерла во Франции, в Ницце, другая жила и живет в Польше. Отец Адамовича был женат два раза. От первого брака все были военные, даже генерал был, живший в Белграде. Вторым браком отец Адамовича, сам генерал, женился на еврейке, кот<орую> я знала, ее звали Елизавета Семеновна. Скандал был ужасный в Вильно, где в то время Любимов был губернатором. От этого второго брака было две дочери и один сын. Ольга, старшая, еще в 30-х гг. заболела сердечной болезнью и была инвалидом (не замужем, умерла в42 г.). Татьяна была у меня в гимназии в 1913–1916 гг. классной дамой и учительницей французского языка. (Между прочим, гимназия Михельсон, на Владимирском проспекте, дала следующих “известных” лиц: со мной учились 1) сестра Оцупа, 2) двоюродная сестра Шкловского, 3) будущая жена Юрия Германа,4) Муся Алонкина, которой посвящен первый сборник Серапионов, 5) будущая жена Корвин-Пиотровского и еще мн. др.) Итак, Татьяна в 1917-18 гг. вышла замуж за некоего Высотского, чистокровного поляка, и уехала с ним навеки в Варшаву. (Одоевцева ее знать не могла.) Это было, конечно, после ее романа с Гумилевым. Она увлекалась Далькрозом и кн<язем> Волконским и, приехав в Варшаву, сейчас же открыла балетную школу. Она приезжала довольно часто в Париж с выводком молодых балерин, кот<орые> танцевали в Фоли Бержер и пр. местах (но не в Гранд Опера). Она была невероятно горда и самонадеянна. Теперь, будучи полькой по мужу и, видимо, по чувствам, она живет в Варшаве и вот написала книгу по-польски — русский она стала сильно забывать. В Париже я ее видела. Она меня хорошо помнила и лично ко мне, когда мне было 12–14 лет, она относилась очень мило, познакомила меня тогда с Ахматовой и Блоком, о чем я написала кратко в сборнике “Встреча” (40-е годы). Ей лет около 72, Адамовичу 69. Встреча Ваша с Адамовичем, по-моему, иной быть и не могла» (Hoover. Gleb Struve Papers).
Отец Адамовича Виктор Михайлович (1839–1903) состоял в первом (гражданском) браке с писательницей Надеждой Александровной Лухмановой (урожд. Байковой; 1844–1907). Упоминаемый Берберовой генерал — их сын Борис Викторович Адамович (1870–1936), военный писатель, историк лейб-гвардии Кексгольмского полка, в Первую мировую — командующий Кексгольмским полком, в Гражданскую — участник Белого движения, в эмиграции — директор Русского кадетского корпуса в Югославии в чине генерал-лейтенанта. Вторым браком Виктор Михайлович был женат на Елизавете Семеновне Вейнберг (1867–1933), от которой имел четверых детей: Владимира (1886–1930), Ольгу(1889–1952), Татьяну(1891–1970) и Георгия (1892–1972). Роман с Гумилевым у Татьяны Адамович (ей посвящен «Колчан») продолжался с начала 1914 до конца 1916 г., это было одно из самых продолжительных увлечений Гумилева, которое Ахматова называла «периодом Адамович». Гумилев даже предлагал в это время Ахматовой развод (записи в дневнике П.Н. Аукницкого 24 марта и 9 июня 1925 г.). Вскоре после этого, в 1918 г., Татьяна вышла замуж за поляка Стефана Высоцкого и уехала с ним в Польшу. Ее «книга по-польски»: Wysocka Т. Wspomnienia. Warzsawa: Czytelnik, 1962. Позже она написала по-польски еще одну книгу: Wysocka Т. Dzieje baletu. Warzsawa, 1970. О Т.В. Адамович см. статью в кн.: «Wielka Encyclopedia Powszechna PWN» (Warszawa: PW Naukowa, 1969. T. 12. S. 568), где, однако, годом ее рождения указан 1894-й. См. также: Обухова-Зелиньска И. Татьяна Высоцкая, сестра Георгия Адамовича (по воспоминаниям Т. Высоцкой) // Русские евреи во Франции: Статьи, публикации, мемуары и эссе. Кн. 2: Русское еврейство в зарубежье. Т. 4 (9) / Сост., ред. и изд. М. Пархомовский; науч. ред. и сост. Д. Гузевич. Иерусалим, 2002. С. 357–376.
240
Квартира Адамовича в Париже, в которой он прожил последние 20 лет своей жизни, находилась на самом верхнем этаже (7, rue Frederic Bastiat), что причиняло ему некоторые неудобства (напр., лифт в подъезде установили незадолго до смерти Адамовича), но зато ему нравилось, что эта квартира находилась в доме у самых Елисейских Полей.
243
Адамович цитирует статью Л.Д. Троцкого о «внеоктябрьской литературе» (Правда. 1922.17 сентября. № 209; 19 сентября. № 210), где тот, неодобрительно отзываясь о стихах Адамовича и других членов Цеха поэтов, неожиданно благосклонно писал о книге Одоевцевой «Двор чудес»: «Тут баллада об извозчике, которого насмерть загнал вместе с его лошадью комиссар Зон, рассказ о солдате, который продавал соль с толченым стеклом, и, наконец, баллада о том, почему испортился в Петрограде водопровод. Узор комнатный, такой, который должен очень нравиться кузену Жоржу и тете Ане, но все же хоть махонькое отражение жизни, а не просто запоздалый отголосок давно пропетых перепевов, занесенных во все энциклопедические словари. И мы готовы на минуту присоединиться к кузену Жоржу: “Очень, очень милые стихи. Продолжайте, mademoiselle!”» (цит. по: Троцкий Л. Литература и революция. М.: Изд-во политической литературы, 1991.С. 38).