В Вашем конституционном акте от И июня 1940 г. говорилось, что «Сенат и Палата депутат тов будут существовать до образования Собраний, предусмотренных конституционным законом от 10 июля 1940 г.». Однако тем же актом заседания «палат откладываются впредь до нового распоряжения», а теперь Вы выносите постановление о том, что «отныне палаты могут проводить заседания только по предложению главы Правительства».
Уже тогда у Вас был план уничтожения национального представительства, и Вы тогда уже принялись за его осуществление. Вам недостаточно того, что запрещена всякая деятельность Собраний, одна за другой ликвидированы прерогативы их членов, а затем, при помощи произвольной меры (мы вынудили Вас придать ей законный характер), Вы выслали сюда Президиумы палат. Теперь Вы положили конец и их существованию.
Ссылаться, как Вы это делаете, на то, что эти Президиумы должны были каждый год переизбираться, значит не сказать, что этому помешали Вы сами, запретив Собраниям собираться на заседания. Это значит забыть также, что в течение восемнадцати месяцев Вы признаете законным продление полномочий этих Президиумов, равно как и полномочий Собраний, и что, переведя их в Шательгийон, Ваш закон от 28 августа 1941 г. официально придал им постоянный характер.
Можно ли сказать, что существование Президиумов Собраний теряет смысл, если эти Собрания не заседают? Ответ на этот вопрос дает Ваш министр юстиции в своем «Трактате о конституционном праве» (стр. 325, издание 1933 г.): «В перерыве между сессиями Президиум продолжает существовать».
Нет никакого сомнения в том, что Президиумы должны существовать, ибо Собрания все еще существуют. Только те, кого Собрания путем выборов облекли доверием, могут их представлять.
Но теперь факт налицо. Нам остается лишь выдержать это испытание.
Однако поймите, что мы, республиканцы, не можем хранить молчание перед лицом нового посягательства на наши республиканские институты, на учреждения, интересы которых мы призваны защищать.
В Виши Национальное собрание предоставило все необходимые полномочия Правительству Республики под руководством Маршала Петэна, чтобы обнародовать за его подписью, путем принятия одного или нескольких актов, новую Конституцию Французского государства. Было оговорено, что конституция эта будет ратифицирована Нацией и будет проведена в жизнь созданными ею Собраниями.
Хотите Вы этого или нет, но тем самым Национальное собрание дало наказ Правительству Республики. Однако когда собираются лишить наши институты их республиканской сущности, то тем самым этот наказ не признается; слово «республика» исчезло не только со страниц «Жур-нальоффисьель», но и с фронтонов национальных зданий. Повсюду Вы уничтожаете принцип выборного представительства; Вы нарушаете основные положения нашего гражданского и уголовного права. Гарантии, которые все цивилизованные нации предоставляют обвиняемым, Вы подменили безграничным произволом. Вы восстановили королевские указы о расправе над людьми без суда и следствия. Подобные акты не являются лишь превышением власти – это куда серьезнее.
Ни одно правительство, даже возглавляемое Вами и располагающее Вашей подписью, не может пользоваться полномочиями Национального собрания или предпринимать какие-либо действия от его имени, если оно не перестает быть Правительством Республики.
Мы не можем себе ясно представить, какие цели преследует Ваш чрезвычайный закон. Если, вопреки принятым обязательствам, Вы намерены лишить нацию права самостоятельного и свободного решения вопроса о том, какой в конечном счете строй она предпочитает, или же, не получив разрешения парламента, как того требует Ваш конституционный акт № 2, собираетесь втянуть Францию в войну против ее бывших союзников, что, по Вашим же словам, «не позволяет нам честь», то мы именем национального суверенитета этим письмом заранее выражаем свой протест.
Если Вам говорят, что страна последует за Вами по пути, которым Вы пытаетесь ее повести, то Вас обманывают и, следовательно, не уважают. Страна терпит – она вынуждена делать это – меры, которые Вы ей преподносите, и правительства, которые Вы ей одно за другим навязываете. Однако умом и сердцем она не е Вами и не будет с Вами – не рассчитывайте на это. Вы ничего не сможете создать прочного.
Французы готовы предпринять любые усилия, чтобы залечить раны, нанесенные родине. Они согласятся на любую необходимую дисциплину. Но они сохраняют веру в институты свободы.