Выбрать главу

Мебель, посуда, накидки и плюшевые портьеры, книги, шкатулки с музыкой и напольные зеркала в чугунных рамах, были родом из детства Киры Моисеевны и говорили об утраченном шике, живущих прямо тут воспоминаниях и необъяснимой «тяжести» всего, на что падал глаз.

Мне не было неуютно или плохо в ее квартире, скорее – наоборот, мне нравилось бывать у нее, но жить в таком месте у меня бы не получилось.

Общение наше состояло большей частью из монологов Киры Моисеевны. Она любила наставлять меня на «путь истинный», в чем я несомненно нуждалась. Жаль, она не использовала розги для более глубокого втолковывания мне опыта жизни. Шучу.

Я любила слушать ее рассуждения на разные темы, которые она вела, обязательно откинувшись на спинку викторианского кресла и закатив глаза в понятном только ей глубоком полу трансе.

Была в этой старухе какая-то мощная суть, красота и даже магия. Это виделось мне во всем. В том, как она вдохновенно играла на расстроенном инструменте, в том, как не спеша, пила сухой портвейн из крошечной ликерной рюмочки – обязательно вприкуску с медом, в том, как говорила мне: «Допивайте свой ботц, (так на еврейском жаргоне называют кофе, переводится, примерно, как – грязь, болото) новый не сварю, пока не допьете», в том, как сложно она трактовала самые привычные вещи, в том, что обращалась ко мне всегда на «вы» и не иначе, как «дорогая».

Мне вспомнилось, как однажды она сказала мне:

– Жизнь, конечно, вещь себе на уме – хитрая, но не хитрее нас – евреев. Запомните, дорогая, на свете есть всего три истины:

1) Каждый человек значим. Даже, если вам кажется, что он никто – это не так. Прямо сейчас или позднее, это обязательно проявится.

2) Деньги – главное. Ныне, присно и во веки веков. Кто думает иначе – дурак.

3) Делайте добро там, где находитесь. Даже самое маленькое и как будто, незначительное. Поверьте, дорогая, через пару часов или какое-то другое – короткое время, оно очень сильно изменит вашу жизнь.

Как же оказалась права Кира Моисеевна…

Спустя четыре года, мою «прорицательницу» забрал в Москву старший сын – нянчится с правнуком и вообще, чтоб уже была на глазах. Наши пути разошлись, и больше я о ней никогда ничего не слышала. Но некоторые ее изречения и «афоризмы» я помню до сих пор:

– Никогда, дорогая, слышите – никогда не используйте яд и остроту вашей речи со своей матерью. Потому что она научила вас говорить.

– Некоторые женщины все еще верят в священную связь высоты каблука и статуса потенциального любовника. Не приближайтесь к таким. Они простушки…

– Долго ничего не решайте. На это нет времени. Но главное, дорогая, это то, что у неожиданных решений всегда больше шансов на успех.

И последнее – врезалось мне в голову на долгие годы:

– Сорванный цветок должен быть подарен. Налитый бокал допит. Начатое стихотворение окончено, а любимый человек должен быть счастлив. Не можете так? Тогда не начинайте то, что вам не под силу.

Построю дом

Возвращаюсь иногда мыслями в детство. Когда дворовый пес старше меня. Когда счастлива с утра до вечера от каких-то простых и непостижимых сейчас вещей – например, от того, что выпустили на улицу, или от того, что Сережка пол червяка подарил. Или от того, например, что меня найти не могут, а я сижу, затаив дыхание, в зарослях снежноягодника по уши в крапиве и жду…

Много таких моментов вспоминается теперь – короткими фрагментами, секундными эпизодами, вспышками памяти, которые, к счастью, можно «перемотать» и глянуть еще разок.

Бабушкина кровать – высокая железная синего цвета, литые наболашники по периметру спинок, толстенная перина и подушки в три ряда. Сплю на этой кровати только я, когда меня привозят погостить. Бабушка с дедом перебираются на диван в гостиной.

Когда наступает вечер и приходит время сна, бабушка подводит меня к кровати и наблюдает, как я сама на нее забираюсь – как котенок, цепляясь за все, за что можно уцепиться. Бабушка смеется надо мной – смешно наверно, карабкаюсь. Укладываюсь к стене – мое законное место, бабушка – рядом. На уровне моих глаз бабушкины плечи, вырез ночнушки и шея в морщинках. Прижимаюсь к ней, она гладит меня по голове и начинает рассказывать сказку про старого великана – по моим меркам – леденящая душу история.

Мне страшно, но с краю лежит бабушка, поэтому тревожусь я не очень. Если что-то пойдет не так, бабушка защитит, а вдруг не сможет – там уж я сама что-то придумаю: закричу или к Сережке убегу, или через кладовку на чердак залезу. Закрываю глаза, и уже засыпая, слышу, как дед тихонько ворчит в соседней комнате о том, что бабушка долго не идет к нему…