Войдя в гостиную, он увидел накрытый на две персоны стол. Скатерть, праздничные приборы, бутылка вина и две свечи в высоком подсвечнике указывали на праздничный повод ужина. – Неужели я что-то забыл? – остановившись посередине комнаты, он стал судорожно перебирать в уме все известные ему даты. Вышедшая из кухни Катя, видя замешательство мужа, улыбнулась.
– Не вспоминай, все равно ничего не вспомнишь. Это я просто так решила праздник устроить. В честь наступающих выходных.
– И Юрку к маме тоже в честь выходных решила сбагрить?
– Ну почему сбагрить? Просто захотелось побыть вдвоем с любимым мужем. Это противозаконно?
– И чем же мы планируем заняться в выходные? – поинтересовался Андрей Владимирович, осторожно откупоривая бутылку шампанского.
Катя мечтательно закрыла глаза, перебирая в уме возможные планы, – слушай, а давай за грибами съездим, – выдала она неожиданное решение.
Андрей поднял на нее удивленные глаза, на секунду отвлекшись от бутылки, чем та не преминула воспользоваться. Бац, празднично ударила в потолок пробка, и, отрикошетив, звонко шлепнулась в вазу с салатом. Углов едва успел разлить по бокалам вино из начинающей закипать пеной бутылки.
– Это значит да? – спросила Катя, поднимая высокий хрустальный фужер.
– Ну а почему бы и нет, – философски изрек Андрей Владимирович, чокаясь своим бокалом. – За грибами, так за грибами, – улыбнулся он, второй раз за день припомнив давний случай.
Грибов в этот раз было совсем мало. Но Андрея это не расстроило. Поняв, что сегодня удачи в грибной охоте не будет, он целиком отдался отдыху на природе. Правда, на всякий случай он предпочитал далеко от машины не отходить; медленно ходил с пустым ведром, описывая широкие круги; шуршал опавшими листьями, вдыхая их непередаваемый аромат; наслаждался такой редкой в городских условиях тишиной. При этом его мысли все время возвращались к их последнему разговору с Сашей, к ее предстоящему отъезду. Он обдумывал, кем ее можно заменить, анализировал функции, которые она исполняла в компании, и у него все время получалось, что он должен принять вместо нее никак не меньше трех человек. Постепенно его мысли сместились от ее рабочих качеств к чисто человеческим, и он вновь и вновь отмечал ее открытость, искренность и порядочность. Он невольно улыбнулся, вспомнив, как они первый раз познакомились, и тут же нахмурился, припомнив ее проблемы с рождением ребенка.
– Неужели она и вправду уедет, и я ее больше никогда не увижу? – В груди у него защемило, как бывало в далеком детстве, перед поездкой в деревню, куда родители отправляли его на целое лето. Он пытался понять, откуда взялось, и что это за чувство, когда из задумчивости его вывел голос встревоженный жены.
– Ты что кругами ходишь? Потерял что?
– Что? – поднял голову Андрей Владимирович.
Катя стояла возле машины с наполненным грибами ведром.
– Ну надо же, целое ведро насобирала, – удивился Андрей удачливости жены. – А у меня вот, – показал он пустое ведро.
– Если бы ты кругами не ходил, и ты бы насобирал, – возразила ему Катя, поняв, что муж ничего не потерял, а просто думает как всегда о работе. – Ну ладно, поехали, – она поставила ведро в багажник, и, усевшись на переднее сиденье, хлопнула дверцей. – Анд-ре-ей, по-е-ха-ли! – крикнула она еще раз застывшему мужу. Он нехотя пошел к машине, жалея, что так и не понял, что его тревожит.
Зайдя в понедельник утром в свой кабинет, Углов первым делом обратил внимание на раскрытую зеленую тетрадь, лежащую корешком вверх посередине чисто убранного стола. Он и забыл, что не дочитал страницу, которую сам же выбрал в конце прошлой недели.
– Ну-ка, что там у нас? – Андрей Владимирович поудобнее уселся в кожаное кресло и, перевернув тетрадь, прочел всю страницу целиком.
Посмотри, какая осень за окном.
Лёгкий лист корабликом кружится,
И на землю под ноги ложится
Разноцветным, праздничным ковром.
Над тобою неба синева,
Облаков причудливые горы,
Свежий ветер, желтая листва,
Птичьи стаи. А вокруг просторы.
Воздух как стремительный ручей,
Чист, прозрачен и на вкус холОден.
А вдали дымки от деревень,
Рощи, нивы, плеши огородин.
В небо так и хочется взлететь,
И, раскинув руки, закружиться,
Песню разудалую запеть,
И в высокой сини раствориться.
А потом вернуться к бытию,
Но с другими – чистыми глазами.