Но политике нужна церковная облатка. Император далек от кощунства. Видит бог, сколько сил и времени отдает он вопросам церковного строительства, выяснению основных положений великого учения, выработке догматов и руководств.
Последнее время его особенно занимает пункт о благодати, никак не может расшифровать темное место. Спасение, достигнутое равно благодати, или же благодать есть только возможность воздействовать на бога при посредстве церкви и клира и тогда кроме благодати для спасения нужна помощь Христа, ангелов и святых. Так вот не является ли помощь Христа, ангелов и святых продуктом деятельности упомянутой церкви и клира? А если являются, ведь вызваны они именно ею, сама по себе помощь Христа, ангелов и святых входит в благодать, чего уже быть не должно - и тут явное противоречие или логическая ошибка.
Сколько они ни обсуждали с Гипатием, епископом Эфесским, данный вопрос, до истины не доходили, в слепых поисках ее договаривались почти до ереси и начинали бояться за собственные души. Послушал бы их кто тогда! Император со своим ближайшим церковным сановником, крупным ученым по вопросам веры, доходит до точки и выдвигает идеи, за которые обычно смертные, их подданные, преследуются по закону. Там, где одному, о силу высокого положения, разрешается богохульничать, другому позволяется лишь слепо верить.
И таких неразрешимых проблем, как учение о благодати, у них набирается предостаточное количество. Самим не справиться, нужна настоящая, заинтересованная помощь, и они могут найти ее только на Западе. На время оставляют о сторону противоречия, несогласия, разные убеждения, они, Византия, за плодотворное, конструктивное сотрудничество двух церковных систем в области науки и догматики, которое возможно между ними,- они докажут.
Пусть архиепископ римский считает себя первым (самозванец!) и называется pappas (греч.) - отец, наставник, а они считают, как переместившийся центр империи, с неменьшим основанием первыми себя - пусть каждый остается на своих позициях, но публичный спор о них принесет в жертву пониманию, сотрудничеству и добрососедским отношениям.
Итак, с церковной миссией к архиепископу римскому (пусть называют его папой ради такого случая) едут Гипатий, епископ Эфесский, и Деметрий из Филипп в Македонии, достойные, знающие мужи. Должен вскользь затронуться и вопрос об агонистиках и донатистах, но никакая полемика по нему не затевается. Императора просто интересует отношение к инакомыслящим на Западе и то, как с ними справляются в условиях многоверования. Все ли инаковерующие (он имеет в виду не-христиан) относятся к инакомыслящим, или применение термина возможно лишь в рамках какой-то одной веры (по преимуществу христианской), к людям, принадлежащим этой вере, но несогласным с ее постулатами. Пусть выяснят. Если для них это злободневно, они в дальнейшем попробуют выработать согласованную программу.
Теологи слушают Юстиниана, его тихую изысканную волевую речь. Он вызвал их в свой кабинет для сообщения и напутствия. Ходит по комнате, по ковру маленькими неслышными шагами, по диагонали мимо стоящих, вещает плавно, равномерно, изредка надавливая в самых неожиданных местах энергией, укалывая злостью,- говорить умеет. С ними поедет сенатор Александр, перед ним ставится особая цель, но они посвятят его по возможности в круг своих интересов, представят его как своего с тем, чтобы он формально наравне с ними мог принять участие в переговорах, и оберегут, не сковывая его свободы, от чрезмерного внимания посторонних лиц.
Все-таки Рим, как ни била его последнее столетие историческая судьба, жирнее Византии: говорят о себе накопленные за полтысячи лет несметные сокровища.
Византии надо - с прискорбием отмечают послы - несколько десятков лет самого бурного развития, при условии полной депрессии Рима, чтоб догнать Рим. Маловероятно; они не доживут.