- Долго еще, - заметил он,- а я через месяц на пенсию. Дожить бы,- добавил он как- то вполголоса. Я пожал плечами.
Через пару недель работы, когда я уже совсем освоился на новом месте, в один из дней меня вызвал шеф. Я вошел к нему в кабинет и увидел, что Федор Иванович тоже тут.
- Вот что, друзья, - сказал шеф, снимая очки и массируя переносицу,- у меня к вам будет просьба, надо помочь. Мы с Викторией Петровной, - Виктория Петровна - жена нашего шефа, я это уже знал от сотрудниц,- купили унитаз на распродаже. Там приличная скидка, плюс монтаж за счет фирмы. Сегодня они придут устанавливать его, а наш слесарь куда-то запропастился. Так вот,- шеф по- доброму взглянул мне в глаза,- сходите - ка вы с Федором Ивановичем ко мне домой, выкиньте старый унитаз, Виктория Петровна уже в курсе и ждет вас. Потом - свободны, можете считать, что у обоих отгул на сегодня.
Мы вышли в коридор.- Подождите, я кое-какой инструментик прихвачу,- сказал Федор Иванович, я встал у окна. Меня бил озноб, на глазах наворачивались слезы, мыслей не было, а был стон ума - и все. Как мы дошли до дома - не помню. Нам отворила дверь молоденькая девушка в униформе - видимо горничная. Мы прошли через вестибюль в комнаты. В гостиной на диване полулежала ухоженная дама в пижаме. Одной из ее ног занималась девушка с азиатской внешностью - она полировала даме пятку шлиф машинкой. Дама, очевидно Виктория Петровна, разговаривала с кем-то невидимым и не слышимым. Она отвлеклась от разговора,
- Туда идите, налево по коридору,- поскольку руки ее были заняты, она указала направление холеной барской ногой. Мы вошли в туалет. Федор Иванович занялся унитазом, а я стоял, совершенно опустошенный и без конца проигрывал эту ситуацию с разными моими ответами.
То я брал шефа за воротник рубахи, приподымал его со стула и говорил: «А идешь ты со своим унитазом!», то брал Викторию Петровну за ее холеную ногу, сдергивал ее с дивана и говорил: «Встань, люди пришли!» Федор Иванович тем временем выдрал унитаз с корнем и поволок его на помойку.- Вы пока смотрите, учитесь,- сказал он мне. Я смотрел в зияющее отверстие канализационной трубы и меня тошнило. Заглянула Виктория Петровна:- Что это у вас так пахнет, хоть прикройте чем-нибудь. Гуля,- сказала она в комнаты,- дай мальчикам тряпку.
Появилась горничная и дала мне тряпку. Я приблизился к черному круглому отверстию и сел на корточки. Сейчас заткнуть его и на воздух, на волю. Из трубы из темно-коричневой гущи к полу свисало что-то желтое и блестящее. Быть не может! Я снял пиджак и осторожно взял это что-то. Потер пальцами. Золото - так и есть. Золотая цепочка. Сердце мое колотилось как у спринтера. «Только бы никто не зашел»,- стучало в голове. Я потянул за цепочку, но она видимо зацепилась за что-то в глубине трубы. Я закатал рубаху по локоть и сунул руку внутрь.
Там жижа была гуще, а местами и вовсе твердая - приходилось отковыривать ее ногтями, но дело шло. Я уже освободил сантиметров двадцать цепочки и тут сзади раздалось:- Ну, зачем так усердствовать? - Федор Иванович, чтоб ему провалиться, вернулся с помойки. Я спрятал цепочку внутрь, заткнул трубу тряпкой и молча вымыл руки.
Теперь у меня забота: как под каким-нибудь благовидным предлогом попасть в туалет моего шефа и основательно покопаться в дерьме - его и Виктории Петровны. У меня по этому поводу хорошее предчувствие. Да, Федор Иванович вышел на пенсию.
Мы сидели с моим приятелем на кухне и обсуждали наши вредные привычки - их было много.
Они мешали, они конфликтовали со строгой моралью нынешнего общества.
Меня особенно беспокоило курение - оно становилось все обременительнее по деньгам, а как бросить - на ум не приходило. Приятель, недавно прочитавший какую-то статейку про психов, заливался соловьем: - В принципе, твоя тяга к курению мало связана с физиологией, бросив курить - ты не помрешь, просто ты привык делать некий ритуал в моменты отдыха, когда пьешь кофе, например, или просто торчишь на лоджии. Это вторая сигнальная система - дрессировка, говоря проще. Ты мог бы, вместо курения делать абсолютно все, что угодно - привыкнешь - и будешь получать то же удовлетворение.
- Что, например?
- Что? Да хоть лай по-собачьи.
Предложение меня позабавило. «Что если попробовать? Что если, когда курю, негромко лаять? Тогда и курить буду реже, да и не везде - это меня хоть как-то дисциплинирует».
И я решил начать.
Дело пошло легко. Я покуривал и полаивал, естественно, выбирая места поукромнее. Я и раньше старался не провоцировать сограждан, чтобы мужчины в общественных местах не плескали мне в лицо мочой, нарочно приберегаемой в карманной фляжке, чтобы высказать свое недовольство по поводу вопиющего безобразия, которое я себе позволил. А молодые мамаши, показывая на меня пальцем, не говорили своим чадам: « Вот смотри, плохой дядя, ведет себя как бандит». Теперь же я курил и лаял в основном у себя в туалете. Спустя неделю я заметил, что курить-то мне не особенно хочется - сидеть без нужды в туалете скучновато, - зато появилось неудержимое желание изредка повыть и полаять по-собачьи. Я не придал этому большого значения, но ряд последовавших событий чуть не изменил мою жизнь. Первый случай произошел в субботу, когда мы с Анной валялись в постели. - Я в душ, - сказала Анна и ушла, а я взял кружку с кофе и отхлебнул. В дверь постучали. Я открыл, на пороге стояла соседка.- Уймите, наконец, свою собаку. Воет и воет. Хоть бы погуляли с ней что ли. Соседка ушла. «Надо бы держать себя в руках»,- подумал я.