— Философ? — Александр с интересом посмотрел на раба. Тот был не по годам крепок, не по статусу высокомерен и отвечал царю вызывающим взглядом. — Мой отец, царь Филипп, конечно, жестоко наказал бы этого наглого раба, купец. Да и тебя заодно — за то, что не сумел научить своего раба, как тому следует себя вести в присутствии знатных людей. Но я — царь Александр! Одним из моих учителей был Аристотель, так что вам повезло.
Александр сделал знак Неарху, и тот мощным толчком вернул купца в толпу коринфян. Те стояли так плотно, что толстяк, врезавшись в передних, избежал падения и остался на ногах, однако тут же со злобными комментариями его выпихнули в задние ряды.
— Что ж, пёс Диоген, — усмехнулся царь, — давай проверим, каков из тебя философ. Твоим отцом, как я помню, был синопский меняла и ростовщик, брошенный в тюрьму за изготовление фальшивых монет. Ты, говорят, усердно помогал отцу в этом неблаговидном промысле, но то ли успел вовремя сбежать, то ли был изгнан из города.
— Это ложь! — ощерился Диоген. — Я в то время путешествовал по Греции, был у оракула в Дельфах.
— Да, с тех пор прошло более полувека, и узнать правду сейчас мы вряд ли сможем, — усмехнулся Александр и с удовлетворением отметил прокатившиеся по толпе зрителей смешки. — Но, насколько я знаю, ты вдруг объявился в Афинах и стал нищим бездомным попрошайкой. Клянчил милостыню на площади и жил в старом дырявом пифосе[1], выброшенном кем-то за ненадобностью. Почему же ты так и не вернулся в Синоп, если тебе ничего не грозило?
— Я не мог вернуться, — буркнул Диоген. — Мой собственный раб обокрал меня и сбежал.
— Раба поймали?
— Нет, я не подавал жалобу. Если раб может прожить сам, без меня, то и я мог прожить без него!
— Интересная мысль. — Александр на пару мгновений задумался, потом вновь обратился к Диогену. — Значит, ты предпочёл пятьдесят лет прожить нищим и бездомным попрошайкой в чужом городе вместо того, чтобы возвратиться в родной дом. И всё из-за того, что тебя обокрал твой собственный раб, которого ты даже не пожелал объявить в розыск…
— Не только поэтому! — взвизгнул Диоген. — В Афинах, ещё до бегства раба, я увлёкся философией киников и стал учеником Антисфена.
— Антисфен давно умер, — парировал Александр. — А ты так и не вернулся в Синоп.
— Зачем мне было туда возвращаться?
— Об этом мы поговорим чуть позже.
Александр, поморщившись, сел на угодливо принесённое кем-то из гимназии ложе. Он с удовольствием стоял бы и дальше, потому что достаточно насиделся в конгрессе, но стоять перед сидящим рабом царю и гегемону не пристало.
— Поговорим теперь о философии киников. Ты, Диоген, пошёл дальше своего учителя и стал отвергать всё: богов, искусство, обычаи, семью, общество и мораль. Я слышал, что в Афинах ты публично занимался рукоблудием, это так?
— Всё так, — усмехнулся Диоген. — Жаль, что голод нельзя утолить, поглаживая живот. Ты хорошо информирован, игемон…
— Зато ты, и те, кто посадил тебя на эти ступени у меня на пути, совсем не знают меня, — с удовлетворением отметил Александр.
— Но, игемон… — Вновь сунулся вперёд купец, но Неарх небрежным взмахом руки отшвырнул его тушу назад, в толпу коринфян.
— Итак, — хладнокровно продолжил Александр. — Два года назад, когда мы, македонцы, разбили греков в сражении при Херонее, в Афинах началась паника. Чтобы пресечь массовый исход жителей из города, народное собрание приравняло бегство к государственной измене, караемой смертью. Так было?
— Так, — кивнул Диоген. — Ждали штурма. Поэтому жители принялись укреплять стены города, накапливать продовольствие, всех мужчин призвали на военную службу, рабам обещали свободу.
— А что делал ты, Диоген?
— Я катал по улицам Афин свой пифос.
— Зачем? — удивился Александр.
— Я — гражданин мира. — Диоген высокомерно усмехнулся. — Не признаю государства и границы. Мне-то что за дело, кто будет править в Афинах: македонский царь Филипп или Демосфен? Но все вокруг суетятся, что-то тащат, чем-то заняты, один я сижу без дела. Ничего кроме пифоса у меня в то время не было, вот я его и катал по улицам.
— Тебе уже тогда было за семьдесят, да?
Александр ещё раз внимательно осмотрел раба.
— Но я вижу, что ты и сейчас на удивление крепок телом, зорок глазом и здоров не по годам.
— Я всю жизнь закаляю своё тело, — гордо ответил Диоген. — Летом часто лежу на раскалённом песке, зимой обнимаю заиндевелые статуи.
— В таком случае, ты мог бы оказать Афинам более существенную помощь, вместо того, чтобы бессмысленно катать по улицам свой пифос.
1
Пифос — большой древнегреческий кувшин. Мог быть размером с человека и более, использовался для хранения зерна, вина, оливкового масла, солёной рыбы и других продуктов. В пифосах также хоронили людей. Позднейшая историческая и художественная традиция приписала Диогену проживание в бочке, но древние греки бочек не делали.