Роль Разина у Шукшина определяется тем, что он замыслил вернуть понятию вольности его исконный смысл и восстановить «вольное царство» казачества. Личная «воля» Степана преодолевает «без — волие» и «подне — волие» переродившихся казаков, сливается со «свое — волием» атамана и в совокупности этих «воль» обеспечивает возможность возрождения истинной «вольницы»[235].
Иллюстрацией к сказанному служит эпизод возвращения разинцев в Царицын: «Царицынцы встречали казаков, как братьев, обнимались, чмокались, тут же зазывали в гости. Помнили еще, то гостевание казаков, осеннее. Тогда погулялось — хорошо погуляли, походили по улицам вольно, гордо… Люди это долго помнят» (с. 171).
Неслучаен и диалог Степана с Фролом Минаевым накануне казни, в финале романа. На вопрос Фрола «Ну чего ты хотел — то, Степан?» Разин отвечает: «Хотел дать людям волю <…>». Фрол сомневается: «А чего из этого вышло?». И Степан, поверженный и разбитый, готовящийся к казни, к четвертованию, убежденно произносит: «Я дал волю! <…> Дал» (с. 239–240). «Разин выбирает смерть как высшее выражение акта воли. Казнь Разина на эшафоте описывается Шукшиным не как искупительная <…> а как спасительная жертва. Сверхчеловеческое мужество Разина на эшафоте — последнее и абсолютное свидетельство свободы человеческого духа перед лицом власти и смерти»[236]. По Шукшину, эта художественная версия романной правды становится равновеликой, уравненной с правдой исторической.
Казалось бы, между понятиями воля и покой должно существовать некоторое противоречие и противопоставление. В романе Шукшина оно оказывается снятым, мнимым. Покой в понимании автора не отрицает воли, а предполагает ее. Само по себе выступление Разина — это не самоцель, а обретение согласия с самим собой, лада с природой, мира с людьми. «Мысль о покое, который когда — нибудь у него будет, он потаенно берег и носил в душе — от этого хорошо было: было чего желать впереди…» (с. 194).
В связи с поиском героями Шукшина покоя можно вспомнить о литературных предшественниках. Подобно Мастеру из романа Булгакова, обретшему покой после того, как осуществилось его земное предназначение, герой Шукшина может обрести покой, только добившись воли. Мастер написал роман и тем заслужил покой, Разин дал народу волю. Как и у Булгакова, у Шукшина покой — понятие многозначное, не столько нравственное, сколько философское.
Следует обратить внимание на то, что в русской литературе 1960–70 — х годов стремление героев к покою становится характерной приметой современности. В произведениях В. Распутина (Михаил из «Последнего срока», Павел из «Прощания с Матерой», Иван Петрович из «Пожара»), В. Белова («Кануны», «Лад»), В. Личутина («Скитальцы»), В. Лебедева («Сашкина юдоль») усталые и «надорвавшиеся», смущенные души героев ищут сна, отдыха, «спокоя».
По словам Гегеля, героический характер — это «личность, которая действуя во имя высокой цели, сознательно принимает на себя бремя ее осуществления и целиком отвечает за все последствия своих действий». По Шукшину, то, что Разину не удалось осуществить задуманное до конца, — это не вина его, это непреодолимость объективных общественных условий той конкретной исторической эпохи, в которую им пришлось жить и бороться. «В романе нашла свое законченное выражение та идея, ради которой было задумано все произведение: трагедия Разина — это часть всенародной трагедии…» (с. 367).
Одну из сторон трагедии определил сподвижник главного героя романа Матвей Иванов, по мысли которого беда в самом Разине: «Ты вот собрал их — тридцать — то тыщ — да всех их в один пригожий день и решить. Грех — то какой! <…> А люди — то! Они избенки бросили, ребятишек голодных оставили, жизни свои рады отдать — насулил ты им… Насулил ты им — спасешь от бояр да от дворян, волю дашь — зря? <…> Поднялся волю с народом добывать, а народу — то не веришь…» (с. 294).
В романе Шукшина Разин словно бы и пытается понять мужика, поверить в него, опереться на него в своем выступлении. Но его сомнения глубоки, и их разделяют его сподвижники. Так, в разговоре с Фролом Минаевым, другом детства атамана, Степан спрашивает: «За царя пойдут, а со мной — нет. Чем же им (мужикам. — О. Б.) царь дороже?». И Фрол отвечает: «Он им не дороже <…> а привыкли они так, что ли <…> Ты им непонятно кто, атаман, а там — царь. Они с материнским молоком всосали, что царя надо слушаться. Кто им, когда это им говорили <…> что надо слушаться атамана? Это казаки про то знают, а мужик, он знает — царя <…>» (с. 84). И эти мысли Фрола — словно мысли и сомнения самого Разина, это то, что он сам думает о мужиках, но не хочет или не решается высказать. Однако уже только путь, избранный Разиным в походе на Москву, не по Волге, где могли бы пристать к его войску русские мужики, а по Дону, ближе к казакам, свидетельствовал о недоверии Степана к русскому крестьянству. Кульминационной же точкой, обозначившей степень его неверия в народ, становится эпизод бегства Разина из — под Симбирска, когда знак атамана об отступлении поняли только казаки, когда он собрал только казаков и ушел, спасаясь, с ними, оставив мужиков на расправу царскому войску.
235
Образ вольницы связывается в романе Шукшина с образом круга и имеет историческую мотивацию — казацкий круг как община равноправных людей, как способ сосуществования свободных личностей. Образ круга пронизывает всю систему романа: начинается повествование с «праздничного круга казаков» по поводу их побед, развивается через «кружение» разинцев по Волге и Дону и заканчивается кругом лобного места, где будет казнен Степан (См. об этом подробнее:
236