Если читатель достаточно искушен, то хранит в памяти и авторские признания о том, что «обуян» он поиском правды с молодости («Я готовился жить только по правде»), и авторскую подсказку из последующего откровения: «Русская правда… должна быть сохранена в душах для необходимого, сначала бы душевного возрождения. А там, глядишь, дорастем и до духовного» (Л. Бородин, 2003).
Оставим пока желание писателя подчеркнуть условность ключевого художественного концепта. Оставим без внимания столь опасное для писателя — «моралиста» (А. Агеев) стремление к прямому руководству читательским восприятием текста, ибо известно, что откровенный писательский комментарий может деформировать, обеднять сюжет. Но постараемся не забыть о декларируемой связи возможности достижения правды с национальным духовным возрождением.
Сюжетную интригу Бородин закладывает в названии и комментирует в установочном монологе одного из ключевых персонажей, обращающемся не столько к собеседнику, сколько к читателю: «А ты, поди, думал, что у тебя вся правда на ладошке?» (с. 149). Далее герои рассуждают о существовании правды белой, красной, о правых и виноватых.
Современная русская лексикография интерпретирует слово «правда» как многозначное. В основных значениях «правда» соотносится с «истиной»[267]. В длившемся даже после смерти диалоге Рябинина с Селивановым «правда» интерпретируется в прямой зависимости от текстовой репрезентации идеологического концепта справедливость. Ключевая характеристика непокорного и непокоренного егеря — «справедливый был» (с. 68), но судьба выпала ему «недобрая и несправедливая» (с. 66). Во имя справедливости Селиванов спасает Людмилу, всю свою жизнь служит Ивану. Справедлив Оболенский в оценке своего дела и своих сподвижников. Для героев Л. Бородина справедливость, провозглашенная новой российской властью ключевым социальным принципом, остается высшей «духовной ценностью», «истиной на деле», «добром или благом»[268]. Трансляция именно этой идеи, судя по приведенному выше писательскому признанию, напрямую связана с замыслом повести.
Замысел подчеркивался, усиливался с помощью прилагательного «третья», которое в данном случае не является логическим определением — «концептом последовательности». Интерпретация эпитета возможна только в логике В. Топорова, напоминавшего о том, что число три — «образ абсолютного совершенства <…> основная константа мифопоэтического макрокосмоса и социальной организации <…> точная модель сущностей, признаваемых идеальными»[269]. Именно поэтому, бородинская «третья правда» воспринимается как аллюзия Русской Правде, к шукшинскому Нравственность есть Правда, к Клятве о правде, записанной в 1976 году в дневнике Ф. Абрамова, может быть, к солженицынскому жить не по лжи.
В основе художественной философии писателя — правда общенациональная, сформировавшаяся в результате многовекового опыта совмещения интересов людей, смыслом существования которых было жизнестроительство, жизнеустроительство.
Селиванов, доминирующий в персонажной галерее повести Л. Бородина, с невероятной горячностью произносит слова, под которыми мог бы подписаться в конце концов Григорий Мелехов (М. А. Шолохов, роман «Тихий Дон»): «Ведь красные и белые молотили друг друга мужиком, а если бы он своей правде верен оставался, что тогда было бы?» (с. 116).
Результаты восстановления этой жизнеспасительной общенациональной правды были зафиксированы писателем в сложнейшем художественном концепте, который, перефразируя Ю. Степанова, можно определить как «сгусток художественной философии». Смысловая структура этого концепта презентована в нескольких сюжетных элементах, транслирующих архетипическую основу повествования. Базовый из этих элементов — персонажный ряд Рябинин — Селиванов — Оболенский.
Иван Рябинин — литературный герой, структура которого почти полностью традиционна. Имя, по Флоренскому, «самое русское», символизирующее «простоту и кротость»[270]. Портрет богатырский («высокий, широкоплечий, кряжистый, силы и выносливости неисчерпаемой»; с. 71; «статный, крепкий»; с. 68). Сравнения довершают, уточняют портретное описание русского богатыря, который по рождению получил огромную силу земли — как кедр — дубняк (с. 81), похож на медведя (с. 73). Сказочная его сила подчеркивается в давней легенде — мальчишкой вытащил из болота корову за рога (с. 73). Служение богатырское — был Иван непримиримым, упрямым охранником рябиновской тайги, бежавшим суетной жизни защитником таежной мудрости (с. 68).
267
Словарь современного русского языка / гл. ред. С. А. Кузнецов. СПб.: Норинт, 2006. С. 594.
268