Однако за стилистикой иронии и гротеска, которых придерживается нарратор, можно разглядеть и взвешенные литературоведческие суждения Синявского, отделить их от сарказма Терца. Именно такой — дифференцирующий — подход позволяет осознать, каковыми были собственные представления Синявского о характере и логике развития русской литературы. Интертекстуальный план эссе обретает первостепенное значение.
Когда Абрам Терц апеллирует к поэтическим строкам революционной апологетики, к восторженно — хвалебному пафосу литературы революционной поры, то, кажется, не возникают сомнения относительно объективности исследователя, идейной и эстетической значимости приводимых им образцов советской литературы и их интерпретации. Глубоко ценя поэзию Владимира Маяковского (факт, хорошо известный), Терц — Синявский принимает искренность поэта — бунтаря и, учитывая идеалы времени, исторически объективно трактует пафос поэзии Маяковского 1920 — х годов — жертвенную преданность делу революции, высокую миссию служения ей поэта.
Терц привлекает строки из поэмы Маяковского «Владимир Ильич Ленин» (1924), созданной на смерть великого вождя, обожествляемого и восхваляемого поэтом — глашатаем:
Обращаясь к поэме Маяковского его докризисных 1920 — х годов, Терц находит объяснение жертвенной преданности поэта, созвучию идей Ленина, здравицы во имя принципов и дела коммунизма, находящих отражение в сознании поэта — пролетария. И хотя (с точки зрения противника советской литературы) Синявский — Терц не разделяет идею жертвенности во имя «чарующей красоты коммунизма» (c. 9), но стихи Маяковского и их революционный пафос органично встраиваются автором — исследователем в историю русской литературы начала ХХ века, отражая объективный пафос революционной поэзии 1920 — х годов.
По наблюдениям Терца (и литературоведа Синявского), истовая целеустремленность литературы соцреализма именно в 20 — е годы обретала формульные клише и вырабатывала законы: «В этом смысле каждое произведение социалистического реализма еще до своего появления[292] обеспечено счастливым финалом, по пути к которому обыкновенно движется действие. Этот финал может быть печальным для героя, подвергающегося в борьбе за коммунизм всевозможным опасностям. Тем не менее он всегда радостен с точки зрения сверхличной цели, и автор от своего имени или устами умирающего героя не забывает высказать твердую уверенность в нашей конечной победе» (c. 21). Терца не ограничивает, не дисциплинирует принцип историзма — эссеист легко нарушает границы хронологии: «Даже если это трагедия, это „Оптимистическая трагедия“, как назвал Вс. Вишневский свою пьесу с гибнущей центральной героиней и с торжествующим коммунизмом в финале…» (c. 21) — автор некритически микширует тенденции двадцатых и тридцатых годов (время создания «Оптимистической трагедии» — 1932). Однако Терц достигает цели: ему удается наметить генеральные векторы телеологических устремлений советской литературы и, соответственно, эксплицировать идеологические основы социалистического реализма.
Наблюдения Терца — исследователя ироничны, намеренно тенденциозны и упрощённы, но в главном точны. Так, характерологически квалификационны наблюдения Терца относительно системы названий в произведениях литературы соцреализма: «Стоит сравнить некоторые названия западной и советской литературы, чтобы убедиться в мажорном тоне последней „Путешествие на край ночи“ (Селин), „Смерть после полудня“, „По ком звонит колокол“ (Хемингуэй), „Каждый умирает в одиночку“ (Фаллада), „Время жить и время умирать“ (Ремарк), „Смерть героя“ (Олдингтон), — „Счастье“ (Павленко), „Первые радости“ (Федин), „Хорошо!“ (Маяковский), „Исполнение желаний“ (Каверин), „Свет над землей“ (Бабаевский), „Победители“ (Багрицкий), „Победитель“ (Симонов), „Победители“ (Чирсков), „Весна в Победе“ (Грибачев) и т. д.» (c. 21–22). Очевидно, что приведенный список мог быть более сложным и разнообразным, дополненным драматико — трагичными мотивами и образами советской литературы, но Терцу важно акцентировать однонаправленность соцреализма, подчеркнуть устремленность к единой и всеобщей гуманной цели — к коммунизму (через социализм).