Терц не может обойти вниманием «судьбоносный» роман Н. Островского «Как закалялась сталь» (1934). По Терцу, «как только персонаж достаточно перевоспитается, чтобы стать вполне целесообразным и сознавать свою целесообразность, он имеет возможность войти в ту привилегированную касту, которая окружена всеобщим почетом и носит название „положительного героя“. Это святая святых социалистического реализма, его краеугольный камень и главное достижение» (c. 24–25). Положительный герой советской литературы встает в центр размышлений нарратора — исследователя и репрезентируется с видимой долей сарказма.
Между тем если положиться не на тенденцию, а обратиться к персоналиям, то смещение точки зрения с потока на личность позволит понять, насколько сам Терц находился в рамках устоявшихся принципов советского литературоведения, в какой мере доверял ему и полагался на него.
Так, в ходе аргументации Терц неоднократно обращается к примерам из романов Леонида Леонова, одного из классиков соцреализма, признанного столпа советской литературы. Роман Леонова «Русский лес» (1950–1953) признается одним из типологически значимых и характерных (даже характерологичных) текстов соцреализма.
Терц иронично приводит определение Леоновым центрального героя — это «человеко — гора, с вершины которой видно будущее» (c. 25), и дает ему пространную характеристику. Положительный герой, по Терцу, «лишен недостатков, либо наделен ими в небольшом количестве (например, иногда не удержится и вспылит), для того чтобы сохранить кое — какое человеческое подобие, а также иметь перспективу что — то в себе изживать и развиваться, повышая все выше и выше свой морально — политический уровень. Однако эти недостатки не могут быть слишком значительными и, главное, не должны идти вразрез с его основными достоинствами. А достоинства положительного героя трудно перечислить: идейность, смелость, ум, сила воли, патриотизм, уважение к женщине, готовность к самопожертвованию и т. д., и т. п. Важнейшие из них, пожалуй, — это ясность и прямота, с какими он видит цель и к ней устремляется» (c. 25).
Из «лучшего произведения социалистического реализма» (c. 30), романа Леонова «Русский лес»[295], в качестве иллюстрации Терц выбирает сцену допроса Поли Вихровой, когда в разговоре с гитлеровским офицером «отважная девушка» (c. 30) некоторое время разыгрывает роль сторонницы немцев, но осуществляет это с большим трудом: «…ей морально тяжело говорить по — вражески, а не по — советски. Наконец она не выдерживает и открывает свое истинное лицо, свое превосходство над немецким офицером: „Я девушка моей эпохи… пусть самая рядовая из них, но я завтрашний день мира… и вам бы, стоя, стоя следовало со мной разговаривать, если бы вы хоть капельку себя уважали! А вы сидите предо мной, потому что ничто вы, а только лошадь дрессированная под главным палачом… Ну, нечего сидеть теперь, работай… веди, показывай, где у вас тут советских девчат стреляют?“» (c. 30–31).
Можно согласиться с долей сатирической характеристики Терцем образа юной героини «Русского леса». Однако предстающий в эссе «Что такое социалистический реализм» экспертом — знатоком Терц с очевидностью упускает из виду глубинный план романа Леонова. Иронизируя по поводу «положительности» положительных героев «Русского леса», Терц не принимает во внимание подтекст романа, имплицированную линию «отрицательного» героя Грацианского, антагониста профессора Вихрова.
Между тем, как доказательно продемонстрировано А. Большевым, в романе «Русский лес» Леонов «ведет очень тонкую игру с советской цензурой: все „антикультовые“ инвективы, разумеется, тщательно замаскированы, на поверхности же — демонстрация лояльности, принимающая порой <…> чрезмерный характер»[296]. По наблюдениям Большева, «именно Грацианский, при всей его непривлекательности, является в „Русском лесе“ подлинной проекцией сокровенного авторского опыта».
Синявский — Терц не углубляется в трактовку «лучшего» произведения, но идет по самому простому и самому прямому пути: прибегает к банальным «перевертышам», чтобы «очень по — советски» реинтерпретировать достижения советской литературы.
Упрощенно выпрямленными и намеренно выхолощенными в статье Синявского — Терца предстают и произведения литературы ХIХ века. Стремясь выписать — разоблачить «традицию» советской литературы, Терц фривольно трактует классику, подверстывая ее под тенденцию, которая была им избрана.
295
Терц не забывает напомнить, что за роман «Русский лес» Леонов первым получил «Ленинскую премию (введенную недавно правительством вместо Сталинских премий)» (с. 30).
296