В 2014 году З. Прилепин опубликовал, словно в продолжение, развитие распутинско — астафьевской литературной программы, свой главный на сегодняшний день роман «Обитель».
Можно предположить, что толкование собственной сверхзадачи Прилепин вложил в уста отца Иоанна, одного из основных персонажей «Обители»: «Если Господь показывает тебе весь этот непорядок — значит, он хочет пробудить тебя к восстановлению порядка в твоем сердце»[363]. Значительность создаваемой З. Прилепиным картины русского мира, видимо, обусловлена распутинским (см. «Мой манифест») видением пути национального спасения — восстановлением порядка в человеческих сердцах: «Ты не согрешил сегодня — Русь устояла» (с. 185).
Масштабность литературного опыта З. Прилепина, за которым идет его литературное поколение, во многом определяется тем, что система эстетических координат, в которой он работает, транслируемые им представления о мире и человеке соответствуют классической литературной традиции. Именно в этом русле рождается новая литература со старой сверхзадачей — нацеленностью на создание текста, отражающем действительную реальность жизни в факте, событии, в судьбе персонажа, постижение которых заставляет автора и читателя «узнавать в себе родное»[364].
Роман Захара Прилепина «Обитель»
Роман З. Прилепина «Обитель» (2014) — произведение очевидно этапное, дающее возможность утверждать, что появился прозаик, способный создать на историческом сугубо документальном материале художественное исследование исключительно хрупкого в силу его изначальной подчиненности идее святости русского мира, непостижимого, предельно закрытого для «чужих» характера русского человека.
Моделью русского мира в ХХ веке, по Прилепину, стали Соловки — архипелаг в пространстве Беломорья, где весной 1920 года одновременно с установлением Советской власти началось размещение лагеря особого назначения (СЛОН). Написано о Соловках немало. Из общеизвестного — очерк М. Горького «Соловки», «Погружение в тьму» А. Волкова, «Неугасимая лампада» Б. Ширяева. О Соловецком лагере оставили воспоминания бывшие его узники П. Флоренский, А. В. Розанов, А. Клингер, Д. Лихачев, наконец, четыре года проведший на архипелаге и строительстве Беломорканала Н. Анциферов. И вот первая странность — писатель, заявивший на первых страницах романа о том, что его задача следовать задокументированной исторической правде, не оставляет в своей «Обители» почти никого из этой славной плеяды, из тех, кого «запросто не встретить на улицах Москвы и Петрограда» (с. 43). История вторгается в художественное пространство романа мимолетным упоминанием «бывшего повара Льва Троцкого», профессора Императорской академии художеств Бразе (с. 62)[365], начальника лагеря Ногтева, да бесспорным наличием прототипа Федора Эйхманиса Теодорса Эйхманса — латышского стрелка, первого коменданта СЛОНа. Такое ощущение, что писатель сознательно исключает из поля зрения тех, кто мог претендовать на разрушение единства интересующего его пространства, постижение которого стало судьбой молодого москвича Артема Горяинова. Основания для выбора именно этого персонажа в качестве ключевого зафиксированы в семантике его имени: «невредимый, здоровый, здравый»[366].
Особую художественную нагрузку в первой книге несет сакральный образ Соловецкого архипелага, формировавшегося в национальном культурном сознании на протяжении пяти веков. Основные географические доминанты этого пространства воспроизведены в романе достаточно точно, их названия вполне соотносимы с современным «туристическим» представлением о мистическом северном архипелаге: Филиппова пустынь, Секирная гора, Савватиевский скит, озеро Красное, Никольские ворота, Преображенский собор, бухта Благополучия, канал, соединяющий Данилово озеро с Порт — озером. Правда, храм святого Онуфрия на погосте уже не единственный действующий на островах, да озеру Трудовому вернули историческое имя — Святое. Хотя градация этих историко — культурных символов в романе не «музейная». Она соотносится с режимной жизнью и производственными задачами пятнадцати соловецких рот. Самая страшная, одиннадцатая — это располагавшийся на Секирке у Свято — Вознесенского скита мужской карцер, факт существования которого затмевал в сознании главного героя удивление, вызванное новостью о проведении спартакиады, об открытии музея иконописи, библиотеки, школы, театра, об издании журнала, работе радиоузла, пушхоза, типографии, смолокурни, лесопилки, электростанции, железной дороги, метео — и биостанции, о процветании питомника лиственниц и хвойных деревьев, розария…
364
365
Здесь и далее цитаты приводятся по изд.:
366