Выбрать главу

Эффект, который вызвала новомировская публикация малоизвестного до этого момента ленинградского критика и литературоведа, превзошел все ожидания. На молодого кандидата филологических наук, свежеиспеченного заведующего кафедрой советской литературы, кстати, рекомендованного на эту должность авторитетнейшим Б. А. Лариным, обрушилась неожиданная и немыслимая по масштабам известность. 25 октября 1954 года Абрамов писал Л. В. Крутиковой: «Кто — то шутливо сказал мне: ты сейчас третий по популярности: Черкасов, Борисов, Абрамов»[7].

Нетрудно уловить в этой констатации горькую самоиронию. Дело в том, что статью Абрамова только кулуарно высоко оценивали многие, но открыто поддерживать не решались. Массовая публичная реакция литературного, филологического и университетского сообщества была иной. Крутикова насчитала за первый год двенадцать разгромных откликов в разных газетах (от корпоративного «Ленинградского университета» до «Правды») и в четырёх ведущих журналах «Октябрь», «Знамя», «Звезда», «Коммунист». Содержание антиабрамовской кампании — обвинения «в антипатриотизме, в нигилизме, в огульном охаивании советской литературы», наконец, в «антиреализме».

Менее чем за год Абрамов прошёл все инстанции общественно — политического чистилища: обсуждение на партгруппе (июнь), на собрании партийной организации московских литераторов, на пленуме Ленинградского обкома (август), на заседании Президиума правления Союза писателей (октябрь). Упоминалась статья даже в решении ЦК партии, на заседание которого были приглашены А. Твардовский, В. Дементьев, К. Симонов, А. Сурков. Массовость, интенсивность давления напоминали о кампании против Михаила Зощенко. Как удовлетворённо констатировал, подводя промежуточный итог череды проработочных мероприятий, старший коллега Абрамова Е. Наумов: «Абрамову всыпали».

А сам Фёдор Абрамов уже в мае после первых ругательных откликов в «Литературной газете» и «Правде» резюмирует: «Моя карьера критика кончилась». В июне на заседании партгруппы под давлением кафедралов он заверяет присутствующих в осознании ошибочности статьи. На пленуме обкома 27–28 августа «полностью признал чудовищные обвинения, которые высказаны в резолюции». Покаяние это в соотнесённости с известными особенностями личности Абрамова является, в первую очередь, показателем масштабности давления.

Почему близкие в проблемно — тематическом отношении публикации не имели таких последствий? Ведь и в абрамовской статье, как сказал бы Н. К. Гей, нет «крупноячеистых сетей научных абстракций и квалификаций»[8]. Сегодня понятно, что не были Абрамовым сделаны научные открытия масштаба, например, бахтинской идеи о существовании «памяти жанра» или концепции «литературы как резонантного пространства» В. Н. Топорова. Более того, в лексико — грамматической форме абрамовского текста достаточно легко обнаруживаются эпохальные признаки — знаки речевой стереотипности, которые практически всегда сигнализируют о стереотипности мышления. При желании упрекнуть Абрамова в этом недостатке достаточно легко выуживаются из текста упоминания о «политике партии», о «современном этапе коммунистического строительства», «последних решениях партии и правительства», «крутой подъем всех отраслей сельского хозяйства» и пр.

Но Абрамову удалось осуществить методологическое обновление исследований, посвящённых современной литературной ситуации, проявившееся в совмещении двух методологических подходов: констатирующего и объясняющего. Констатирующая часть связана, прежде всего, с презентацией «производственной прозы», объясняющая — с оценочными характеристиками «колхозного романа». Абрамов демонстрирует в этом тексте возможность совмещения всех актуальных для второй половины ХХ века стратегий существования в культурном пространстве: содействие, конфронтация, противостояние[9]. Стратегия содействия определяет в огромной степени сильные текстовые позиции. Особенно это очевидно в журнальном варианте, который открывался следующим высказыванием: «Главная задача, которая стоит перед советским народом на современном этапе коммунистического строительства, была определена октябрьским Пленумом ЦК КПСС. Она заключается в том, чтобы в течение 2–3 лет, опираясь на могучий рост промышленности, добиться крутого подъема всех отраслей сельского хозяйства…», далее речь о Постановлении Пленума ЦК КПСС с обязательным цитированием и т. п.[10] В книжной публикации этот редакционный пассаж будет снят. Определённая готовность к компромиссу по отношению к господствующему в литературной критике оценочному подходу к историко — литературным фактам и событиям будет продемонстрирована более ограниченно. Ф. Абрамов начнёт с перечисления произведений, которыми «советская литература по праву гордится», назовёт «произведения, помогающие нашим людям жить, работать и побеждать» (с. 300)[11]. В перечислительный ряд он включает широко известные в то время имена сталинских лауреатов: С. Бабаевского, Г. Николаеву, Г. Медынского, Е. Мальцева.

вернуться

7

Крутикова — Абрамова Л. В. В поисках истины: воспоминания и размышления о прожитой жизни. СПб.: «Площадь Искусств», 2015. С. 43.

вернуться

8

Гей Н. К. Наука о литературе в ХХ в. // Теоретико — литературные итоги ХХ века. Литературное произведение и художественный процесс. М.: Наука, 2003. С. 56.

вернуться

9

Головин Ю. А. Российские литературно — художественные журналы в системе культурной политики: содействие, конфронтация, противостояние: дис. … д — ра культурологии. М., 2010.

вернуться

10

Абрамов Ф. Люди колхозной деревни в послевоенной прозе. Литературные заметки // Новый мир. 1954. № 4. С. 210–232.

вернуться

11

Здесь и далее цитаты приводятся по изд.: Абрамов Ф. А. Люди колхозной деревни в послевоенной прозе. Литературные заметки // Абрамов Ф. А. Чем живем — кормимся: Очерки. Статьи. Воспоминания. Литературные портреты, Заметки. Размышления. Беседы, Интервью. Выступления. Л.: Сов. писатель, 1986. С. 300–332, — с указанием страниц в скобках.