Так, когда герою было 22 года (у Гончарова — «тогда еще он был молод»; с. 41), Аркадий «учился в кооперативном техникуме, потом бросил техникум и поступил подсобным рабочим на электроламповый завод, но, проработав только один квартал, начал потихоньку отлынивать…» (с. 5), то есть, подобно Обломову, герой Пьецуха «прекратил всякую полезную деятельность» (с. 5). Ср. у Гончарова: Обломову было предписано «воздержание <…> от всякой деятельности» (с. 43).
Как и воображению Обломова, на короткий срок воображению Аркаши «мелькало и улыбалось семейное счастье» (с. 41), по Пьецуху, — «приглянулась семейная жизнь» (с. 6). Аркаша женился («Женился он просто так, что называется от нечего делать»), у него родился сын, он даже устроился сторожем на Преображенский рынок (элемент современности в вечности: еще раз указание на конкретное «оттепельное» время — «поколение сторожей и дворников»), но вскоре, как и у Гончарова, «все закончилось опять же диваном» (с. 6).
Наконец, даже детали «предметного мира» Аркаши могут быть соотнесены с их «двойниками» в мире Обломова: «полумрак» (ср. «Обломов»: «шторы спущены»), «паутина под потолком» (ср. «Обломов»: «по стенам, около картин, лепилась в виде фестонов паутина»), «посеревшее полуокошко», «грязные чашки на столе, засалившиеся до такой степени, что на них можно было расписываться спичкой или ногтем» (ср. «Обломов»: «зеркала, вместо того, чтоб отражать предметы, могли служить скорее скрижалями, для записывания на них, по пыли, каких — нибудь заметок на память» и «на столе редкое утро не стояла не убранная со вчерашнего ужина тарелка с солонкой и с обглоданной косточкой да не валялись хлебные крошки»), «безобразно замусоренный пол», даже «газета» на полу, прикрывающая рвотное пятно (ср. «Обломов»: «валялась газета», «нумер газеты был прошлогодний»), то есть знакомый по классическому роману — «дух запустения и распада» (ср. «Обломов»: «вид кабинета <…> поражал господствующею в нем запущенностью и небрежностью») (с. 7; с. 11).
Из русской классической литературы известно, что традиционный тип национального характера определяется едва ли не единственно душевной тоской, духовной неудовлетворенностью, поисками смысла жизни (= идеала), устремленностью к гармонии внешнего и внутреннего мира. Что касается героя Гончарова, то его «вечность» и «русскость» в плане означенной традиции аксиоматична и доказательств не требует. Что же до героя Пьецуха, то он оказывается едва ли не прямым, то есть намеренно заданным, «наследником» Обломова: пытаясь найти объяснения особенностям быта и поведения Аркаши, в частности, говоря о выгороженном им в комнате матери «собственном закутке» (с. 6–7), повествователь высказывает предположение: «Видимо, его существу недоставало собственного ограниченного пространства, которое наводило бы полную гармонию между внутренним и наружным» (выд. нами. — О. Б.).
Доказательством неслучайности употребления Пьецухом слова гармония становится имя главного героя. В то время как речь идет о национальном типе, по существу о современном варианте русского национального характера, Пьецух избирает не какое — либо простонародное, традиционное имя Иван или Василий (как, например, фамилия участкового уполномоченного в рассказе — Иванов), а нерусское имя Аркадий[142]. Именно имя Аркадий важно писателю для акцентирования ассоциативной связи с Аркадией — пасторальной идиллической страной, связанной с представлениями о счастье, покое, простоте нравов, любви, гармонии. Аркадия являет собой инвариант гончаровской Обломовки, а ее (их) отблески обнаруживают себя в душевном состоянии Ильи Обломова и (отчасти) Аркаши Белобородова. «<…> гармония с ограниченным пространством усилилась компонентом абсолютного одиночества», «Аркаша просыпался, когда просыпался, часа два — три проводил в состоянии неги, чутко присушиваясь то к таинственным шорохам, то к гаммам, которые разыгрывал мальчик с четвертого этажа» (с. 7–8).
Связь образов на интертекстуальном уровне предполагает родство героев различных эпох, в ряду которых может оказаться и фольклорный Илья Муромец, и «около — обломовский» Аркадий (Кирсанов) из «Отцов и детей», усиливая «вечную» компоненту данного литературного (и национального) типа. Однако, напомним, у Пьецуха данный тип героя обозначен как «вечный негодяй», как «самая вредная негодяйская категория» (с. 4). На сюжетном уровне определение «негодяй» дает персонажу уже упоминавшийся участковый уполномоченный Иванов: «Негодяй ты, вот ты кто! — говорил Иванов и начинал надевать фуражку» (с. 9). Однако какой смысл вкладывает писатель в подобное определение?