Выбрать главу

Обращает на себя внимание тот факт, что «звания человек» в повести удостаиваются и конвоиры, и заключенные: «Ты человек и я человек», — обращается Хозяин к Потертому, на что следует ответная реплика: «Я тебя, брат, понимаю…» (c. 27). Цитируемый диалог не только передает атмосферу всеобщей аморальности, сдвинутости нравственных пределов, безграничного всепрощения, но и той «братской» общности, которая царит между зоной и волей, и которая свидетельствует о пассивности, равнодушии и непротивлении личности тоталитарному государству[160]. Внешне противоположные, разнонаправленные силы, воплощенные в образах Хозяина и Потертого, один из которых рвется в зону, другой на волю, на самом деле оказываются устремленными к одной точке, одним и тем же поведенческим стереотипам. Что же касается Руслана, то Владимов ставит его в такое положение, когда он, являясь представителем охраны, караула, зоны, по своим личным качествам оказывается вне их, не совпадая ни внешне, ни по сути ни с «хозяевами», ни с «потертыми».

Если отвлечься от того, что главный герой Владимова — караульная собака, и напомнить, что в повести «собаки, как люди», то можно утверждать, что Руслан сродни таким характерам, как Буйновский у Солженицына или Андреев у Шаламова. Напомним, что Буйновский в «Одном дне…» тоже «заражен службой», «травмирован» советской властью, «сделан», ибо, даже находясь в заключении, продолжает верить в коммунистические идеи и социалистические идеалы (сцена столкновения с охранниками). Руслан — конвоир, Буйновский — подконвойный, но, как показывает Владимов, лучшие представители враждующих (или искусственно противопоставленных государством) сторон родственны не только по своей человеческой природе, но и по степени приверженности — «неистовства»[161] — своим идеалам. Однако их противопоставленность временна, ибо условия тоталитарного государства, подобно климату, неизбежно влияют на внешний и духовный облик этих людей и в конечном счете приводят их к единому усредненно — статистическому результату — образцу новой общности людей, советскому народу.

Между тем в образе Руслана обнаруживается качество, которое позволяет говорить об оптимизме художника и близости его концепции Солженицыну. Это качество — верность Руслана не только Службе (приобретенное), но и своей природе, естеству, зову предков (врожденное): «Иногда он видел себя посреди широкой горной долины, по брюхо в густой траве, обегающим овечье стадо… И порою ему казалось: все это происходило с ним когда — то, еще до лагеря, до питомника, до того, как он стал себя помнить, — и он об этом мечтал как о прошлом, которым стоит гордиться. Но — часто и как о будущем мечтал, которое непременно когда — нибудь наступит…» (c. 76–78).

«Зов предков» проявляется в образе Руслана не только как видения или как ранее неосознаваемый навык ловить «живую» пищу, но в наличии таких природных качеств, как умение любить, сочувствовать, сопереживать (сцена расстрела заключенного, «собачий бунт»). Таким образом, как показывает Владимов, природные («человеческие») качества характера Руслана оказались загнанными в отдаленные уголки его сознания, памяти, существа, но не уничтоженными безвозвратно, что дает основание автору надеяться на «возвращение на круги своя». В этом смысле проснувшееся перед смертью понимание Русланом (не умом, а сердцем) Трезорки, чувство благодарности и признательности указывают на желание автора обратить внимание на такие образы, как Потертый и Трезорка, на те персонажи, которые выглядят нелепо и малопривлекательно, но, по мысли художника, являются истинными носителями скрытых духовных сил народа и нации[162].

Потертый — бывший заключенный, «суетливый человек» со «слезящимися глазками», с «дурацкой манерой беспрестанно хихикать и чесать при этом всей пятерней небритую щеку», «в сильно потертом пальто» (c. 25)[163], который, будучи в прошлом участником «выставки народного ремесла» (c. 42), в лагере «настоящей работы никому не делал» (c. 88). Именно он, подобно Ивану Денисовичу, в качестве определяющего компонента в отношениях с человеком избирает не социально — идеологическую, а духовно — национальную детерминанту. Именно его образ насыщен всеми чувствами, которые способен пережить человек, наконец, именно с ним в повести связаны все рассуждения или даже только упоминания о душе (c. 25, 73, 89). Трезорка же составляет «собачью» параллель образу Потертого. Подобно своему хозяину, Трезорка внешне «ничтожный», «криволапый», «с раздутым животом и недоподнятыми ушами» (c. 39). Но за внешней непритязательностью скрыты и верность долгу (c. 81, 82, 83), и осознание своего места, и наличие собственного житейского опыта, и, что, может быть, самое важное — способность не превратиться в ничтожество (c. 82).

вернуться

160

Ср.: Ф. Абрамов: «Сегодня пассивность и равнодушие стали национальным бедствием, угрозой существованию страны» (Крутикова — Абрамова Л. Дом в Верколе. Л.: Советский писатель, 1988. С. 262).

вернуться

161

Эпитет неистовый является вторым по значимости и частотности в повести после эпитета верный.

вернуться

162

Ср.: «Герой нашего времени — это всегда „дурачок“, в котором наиболее выразительным образом живет его время, правда его времени. Я не говорю о герое положительном, а о таком, который — состоянием души, характером, взглядами — выражает то, чем живет вместе с ним его народ…» (Шукшин В. Собр. соч.: в 3 т. М.: Современник, 1985. Т. 3. С. 618).

вернуться

163

Потертое пальто становится основой для метонимического переноса «потертый жизнью» и далее к имени собственному — Потертый.