Характеры Потертого и Трезорки созданы Владимовым в продолжение характера Ивана Шухова. Образ мыслей и поведение Потертого и Трезорки не определяются их интеллектом, социальным статусом или воспитанием. Их жизненным поведением управляет природный инстинкт, интуитивное знание законов жизни и неосознанно — стихийное стремление к самопожертвованию: «Трезорку учила жизнь, она его колошматила и ошпаривала…опыт был суров и порою ужасен, но зато — собственный опыт, зато Трезорка ни у кого не занимал ума…» (c. 83). Если караульным псам во всем «нужен был приказ», то «никудышный» Трезорка «сам разбирался, что к чему», «просто он был на своем месте» (c. 82).
Близкая солженицынской расстановка персонажей (Буйновский погибает, Иван Денисович выживет; Руслан погибает, Трезорка выживет) позволяет увидеть не внешне — формальную близость позиции Владимова мироощущению Шаламова, но сущностную близость художника позиции Солженицына, веру писателей в то, что искусственно «сделанное» государством, может быть исправлено и скорректировано естественным ходом природного (национального) развития[164].
«Ночной дозор» Михаила Кураева: тенденции абсурдизации
В непосредственной близости к повести «Верный Руслан» стоит повесть Михаила Кураева (р. 1939) «Ночной дозор»[165], автор которой вслед за Г. Владимовым избирает главным героем своего повествования не «жертву», а «палача», бывшего сотрудника НКВД, производившего аресты и допросы «врагов народа», а в настоящее время (действие отнесено к середине 1960–х годов) «стрелка ВОХР тов. Полуболотова»[166].
Подобно Руслану, герой «Ночного дозора» неистово хранит верность былой Службе, тем идеалам и принципам, которые сформировали его личность и определили его жизнь. Он восхищенно вспоминает: «А эпоха была прекрасная, каждый день приносил на алтарь новые успехи благодаря сознательному отношению кадров к своему делу» и «порядок был исключительный» (что означает: «Если коммунист, то без санкции райкома не арестовывали, если райкомовское начальство, то санкция обкома непременно»), и жизнь герой «прожил, как велели…»
В своей «ночной исповеди» (подзаголовок повести — «Ноктюрн на два голоса при участии стрелка ВОХР тов. Полуболотова») герой Кураева не просто откровенно рассказывает о «сложностях» своей прежней работы, о странностях поведения «врагов народа», о верности исполняемому долгу, но с упоением и любовью вспоминает «удовлетворенность» ее результатами, свою «важную» роль в деле «расчистки дороги» «новому миру», когда бы «люди могли спокойно веселиться и рукоплескать вождям», испытывать «непревзойденную любовь к вождям… непревзойденную».
Рассказ Кураева ведется от лица субъективно честного человека, искренне убежденного в собственной моральности, в значимости и необходимости исполняемой им работы, в оправданности чувства собственного достоинства и уважения, которое он к себе испытывает. Создавая образ героя, «восторженно слившегося с эпохой» (А. Латынина), Кураев сознательно не делает из него ни изверга, лишенного разума и чувств, ни мерзавца, опустившегося на дно жизни. Художник пишет портрет обычного человека — «как все», исполнительного, работящего и порой даже нежно — сентиментального (вспомним, например, его «добродушие» на ночных допросах или слабость к соловьиным трелям).
Но кураевский герой «как все» — это уже не солженицынский тип «из гущи». В «Ночном дозоре» в противостоянии личности и государства прослеживается превалирование последнего над первым: индивидуальное (как у Шаламова или Владимова) и народно — национальное (как у Солженицына) оказывается подавленным идеологически — государственным и общественно — социальным. Кураев фиксирует процесс нивелировки личности, утраты собственного «я», полного растворения в массе, когда «люди» превращаются в «кадры», человеческие, но «ресурсы», когда личная воля подменена приказом, когда представления о нравственности и морали обретают кардинально противоположное традиционному и общепринятому наполнение. Это уже не традиционный подход к серьезной и страшной теме лагеря, но абсурдиация ее.
164
Подобная трактовка близка мысли М. Булгакова о возможности «исправления» и вмешательства в социальный ход истории (См. «Роковые яйца», «Собачье сердце»).
165
Повесть М. Кураева «Ночной дозор» была написана значительно позднее «Верного Руслана», но условно может быть отнесена к «владимовскому» периоду в развитии лагерной темы. Впервые опубликована: Новый мир. 1988. № 12.
166
Более подробно о прозе М. Кураева см.: