Однако «странные герои» Шукшина — это не только «чудики», чудаки и юродивые, люди сердечные и бесконечно добрые, наивные и отзывчивые. На другом полюсе характерологии шукшинских героев — «крепкие мужики», люди разумные, прагматичные, деловые, а нередко злые и завистливые («Крепкий мужик», «Срезал»).
Художественный мир Шукшина всецело ориентирован на человека, намеренно антропоцентричен, фокусируется на герое, и именно он — характер противоречивый и неоднозначный, полный контрастов и складывающийся из противонаправленных векторов — определяет самобытность и своеобразие шукшинской прозы. Стремление постичь природу «странности» современного человека (героя) заставляет автора обратиться к таким категориям, как «национальный характер», «народный тип». По словам О. Илюшиной, пласт национального возникает в творчестве Шукшина «в связи с изображением крестьянского образа жизни, быта, мироощущения, в связи со сквозными мотивами <…> русской песни <…> танца, народного творчества, темой русской души»[211].
Галерея художественных образов — типов в рассказовом творчестве Шукшина охватывает многообразие проявления черт русского национального характера в современных условиях, моделирует обновленный вариант традиционно — национального героя, позволяет в герое — современнике разглядеть черты исконно народные, специфически национальные. Однако ограниченность и «тусклость» проявления исконных черт в характере героя — современника, их стертость и снятость в облике современного человека, невозможность детальной прорисовки в образе сегодняшнего персонажа приводят писателя к историческому материалу, к необходимости обращения к отдаленному прошлому, когда степень выявленности традиционных черт народно — национального характера выше, когда «пелена веков» скрывает все наносное, случайное, незначительное и неглавное, оставляя для осмысления лишь значительное и весомое, существенное и важное.
Знаменитый шукшинский вопрос «Что с нами происходит?», поставленный на современном материале, в связи с современным состоянием мира, потребовал от художника апелляции к прошлому, к истокам, к корням.
Особенностью исторической романистики является то, что ее материалом избирается историческое прошлое и, главным образом, прошлое героическое, события знаменательные, решающие в судьбе страны и народа. Героями исторической прозы (наряду с вымышленными персонажами) становятся прежде всего реальные исторические личности, творившие историю, своею жизнью выписывавшие документальную хронику прошедшего. Именно поэтому герои исторических произведений — личности, как правило, цельные, сформировавшиеся, определившиеся в своих целях, постигшие смысл жизни.
Что касается исторической прозы Шукшина, то ее особенностью было не только желание автора «расчистить», реставрировать идеал цельной и сильной личности, отыскать его в прошлом своего народа, не только стремление акцентировать наиболее существенные (с его точки зрения) черты народно — национального характера, но и попытка сопоставить прошлое и настоящее: найти традиционное в современном и угадать сегодняшнее в прошедшем. Задумываясь в своих рассказах о современном человеке, о деревенском мужике, о русском крестьянине, Шукшин и в исторической прозе — в романе «Я пришел дать вам волю» — продолжает исследовать «средоточие национальных особенностей русского народа, вместившихся в одну фигуру, в одну душу» (выд. нами. — О. Б.)[212].
На художественное единство шукшинского творчества критика обратила внимание давно, об этом писали Л. Аннинский[213], Н. Лейдерман[214], В. Горн[215], Е. Кофанова[216] и др. Горн ввел понятие «развертывающейся динамической целостности»[217], которая, по мнению исследователя, реализуется посредством глубинного родства и существенных взаимосвязей всех элементов художественной системы прозы Шукшина, но, можно акцентировать, прежде всего через «метатекстуальную» цельность образа центрального («сквозного») героя всех произведений писателя. Если критик В. Гусев определил рассказовое творчество писателя как «эпос в сценках, в картинках»[218], то сам Шукшин говорил о том, что «<…> рассказчик всю жизнь пишет один большой роман»[219]. Но реальный переход писателя от малой жанровой формы к большой — романной — открывал действительно иные перспективы в его творчестве.
211
212
213
214
215
216
218