Сади, как и я, проходила испытание. Ни к чему втягивать в это страшное испытание остальных.
Кинн, как всегда разноцветный, спустился с неба и приземлился между нами.
– Будь прокляты эти ужасные времена, – сказал он своим голосом евнуха. – Странные дела творятся в небесах.
– Рассказывай.
– Со стороны кровавой чумы к нам плывет кровавое облако.
– Ты хочешь сказать… что озеро крови от… от всех этих взорвавшихся гулямов стало достаточно большим, чтобы возникло облако?
Кинн кивнул человеческой головой.
Рухи не могла слышать Кинна, но заерзала, как будто мой ответ ее встревожил.
– Какое облако?
– Мой джинн говорит, что видел в пустыне кровавое облако.
– Я видела подобное раньше. Иногда они плывут из Химьяра в абядийские земли. Порой они проливаются кровавым дождем. Но я никогда не видела, чтобы такие облака оказывались рядом с Зелтурией.
Я вздрогнул.
– Это все, Кинн?
– Что? Я недостаточно напугал тебя, янычар?
Я устало пожал плечами. В эти дни к ужасам следовало относиться спокойно, если не хочешь потерять себя от страха, как Сади.
Кинн повернулся к Рухи и склонил голову набок.
– Так… и как она выглядит подо всем этим?
– Откуда мне знать? И спрашивать такое довольно неприлично. Так что давай-ка, маши крылышками по направлению к Костане. И нигде не останавливайся, даже если увидишь узор на полях в виде улыбающегося лица.
– Это было произведение искусства!
Кинн топнул когтистой лапой, отчего лодка задрожала. Рухи вскрикнула, но быстро взяла себя в руки.
Птах выпрыгнул из лодки.
– Неприлично?
Рухи скрестила ноги.
– Он хотел знать, как ты выглядишь под одеждой.
Сбоку от меня появилась голова Кинна.
– Зачем ты пересказываешь ей мои слова?
– Стараюсь быть честным.
– Она решит, что я озабоченный.
– Ты и есть озабоченный.
Рухи вздохнула.
– Можешь сказать ему, что я вся покрыта кровавыми рунами.
– Это только распалит его любопытство. – Я постучал по борту лодки. – Давай отчаливать, Кинн!
Шейха схватилась за борт, а Кинн поднял нас в воздух. Когда мы поднялись выше, у нее отвисла челюсть. А мне казалось, что желудок вот-вот вылетит изо рта. Но я уже научился удерживать его.
С высоты священный город выглядел так, будто его слепил из песка какой-то ребенок. Горный хребет, на котором он располагался, тянулся на запад. Нам предстояло следовать вдоль него до самого Сирма.
– Все хорошо? – спросил я.
Рухи не держалась за живот, и ее не рвало, как я ожидал. Наверное, это благодаря фанаа.
Шейха весело хихикнула.
– Я совсем не так себе это представляла.
Все, что лежало внизу, уже не казалось настоящим – просто бугристый золотой ковер.
– Так было и со мной.
Мы скользили по небу, но казалось, что это мир движется под нами. Кинн наловчился держать лодку твердо и ровно, это позволило желудку успокоиться и сделало полет более приятным.
Рухи вглядывалась в даль. Я не видел ее улыбку, но был уверен, что она сияет в окружении кровавых рун.
Она заметила мой взгляд.
– Что такое?
Я плохо ее слышал, поэтому пересел на сиденье напротив.
– Как так вышло, что ты оказалась права? – спросил я.
– В чем права?
– Насчет Сиры.
Рухи усмехнулась. Похоже, одного упоминания Сиры было достаточно, чтобы вывести Рухи из равновесия.
– У меня было предчувствие. Нет, не предчувствие. Наитие.
– В чем разница?
– Наитие приходит откуда-то извне. Так мы, Апостолы Хисти, распознаём истину.
– И откуда же?
– Говорят, это ветер, дующий с берегов под сенью трона Лат. Он несет в себе озарение. А для особо подготовленных – даже божественное предвидение.
– Предвидение? Ты имеешь в виду… предчувствие того, что должно произойти?
– Да, Кева. Хотя я не утверждаю, что обладаю такой способностью. Скорее, когда Сира сидела перед нами, Апостолами, я почувствовала запах гнили внутри нее, стоило ей открыть рот. И поняла, что этот запах рожден грехом. И не просто человеческим грехом, а грехами самого Ахрийи.
Я считал, что презрение Рухи к Сире проистекает из чего-то более низкого. Бывает, что кто-то не нравится просто так, вроде того, как собака рычит на другую собаку. Но, похоже, я ошибался. Рухи обладала предчувствием, которое необходимо всем нам. И я мог бы им воспользоваться.
Ветер трепал ее покрывало. Мы двигались по небесному океану на север, и становилось все холоднее.
– А почему остальные Апостолы не почувствовали этого?
Рухи пожала плечами.