Строганов, убывший с бала и поначалу не осведомлённый о переполохе, сердился на себя за несдержанность. Кто бы знал, что едкая, но, в сущности, безобидная подначка о набиваемом кармане вызовет подобную отповедь? Выходит, неблагородное состязательное чувство терзало изнутри, зависть к успехам, семейному благополучию с Юлией, коль так быстро прорвало плотину.
А последние слова, точно выстрел в спину! Предпочла? Видать, и на домашнем фронте бравый фельдмаршал вёл тихую войну, доказывая, что не хуже мнимого покойника. Вёл и проиграл, в душе не смирившись.
Лжец! Каждый раз, когда Строганов при редких встречах справлялся о Юлии и Володе, князь уклонялся от прямых разговоров, ему это, видите ли, неприятно. Но ясно давал понять: не извольте беспокоиться, в семье благополучно. Выходит, она так и не поставила Паскевича на одну доску с отцом единственного ребёнка, наследника фельдмаршалу не родила, хоть и вышла замуж отнюдь не в старом возрасте.
Неужели многолетнее жертвенное отречение от жены и сына основано на глупом предположении, что им лучше с Паскевичем? Самое ужасное в том, что сам себя в этом убедил ещё до встречи с князем, сам же ему высказал. И старый подлец не попробовал разуверить!
С другой стороны, не слишком ли большое значение он придаёт мимолётной оговорке, брошенной в гневе?
Наутро Строганов уехал в Зальцбург по банковским делам, оттуда в Лондон, где пробыл недели две и понял отчётливо: нужно в Гомель. В пятьдесят пять жизнь свернула к закату. После возврата из турецкого плена он познал одну лишь любовь женщины - продажную.
Нет, не только актрисочки провинциальных театров и прочие доступные дамочки скрашивали его ложе. Были уверявшие в страстных чувствах, не вызывая ни толики доверия. Страшного, но богатого человека обожают лишь за его капитал. Так что лучше расплачиваться за продажные ласки, не строя иллюзий, нежели покупать одну женщину на всю жизнь, приобретая охапку проблем. Да и перед Богом немыслимо, словно мало греха прелюбодеяния; в храм с новой избранницей путь заказан. Венчание при живой жене ужасно, ибо добавляет клятвопреступление перед ликом Всевышнего. Аллах дозволяет многожёнство, однако при условии, что супруги живут с господином, и он утоляет их нужды. Куда ни кинь - всюду клин.
А может, его incognito - не меньший грех? Пусть и с опозданием, его нужно и должно исправить.
Не считая парома Дувр-Кале, дорога от Лондона до Гомеля ныне вся уложена рельсами и занимает с пересадками не более шести дней. Строганов, не скрываясь, поймал извозчика у гомельского вокзала и поехал во дворец, представившись лакею негоциантом Трошкиным, чающим увидеть княгиню.
Но в гостиную вышел князь, перекошенный от бешенства. За время, прошедшее с памятной ссоры в Вене, русский корпус вернули в империю, и фельдмаршал первым прибыл в семейное гнездо.
- Вы?! Опять! Во-он! Иначе скажу слугам спустить собак!
- Je suis désolé (32), Иван Фёдорович, мы не можем бесконечно жить во лжи.
(32) Извините (фр.)
Разъярённый так, что от размахивания рук распахнулся халат, Паскевич бросил ему в лицо:
- Я заплатил вам за молчание.
- Моими собственными деньгами. Право же, довольно. Ежели не достаёт на жизнь, могу вернуть тотчас и с процентами.
- Вы... вы - низкий человек! Это для вас деньги важнее семьи.
- Извольте не переходить границы, - Строганов приподнялся с кресла, занятого в ожидании, и шагнул навстречу брызгающему слюной старику.
- Это мой дом! И я спущу вас с лестницы!
После сказанных в запале слов граф снова не сдержался, как в венском дворце, и уронил необратимое, не оставив выбора Паскевичу.
- Прискорбно, князь, что вы более не способны ни на что иное, кроме как кликнуть слуг.
- Тогда... Тогда оставьте ваш адрес. Я пришлю секунданта договориться о времени и месте.
- Дворянин будет стреляться с безродным обывателем Трошкиным? - Строганов, начиная сознавать абсурдность ситуации, сделал неуклюжую попытку изменить её и не преуспел.
- Вы, кажется, решили возродиться графом. Что же, отступите?
- Нет. И всё равно увижу Юлию Осиповну.
- Именно поэтому я застрелю вас завтра. Убирайтесь!
Запахнув полу халата, расхристанного словно расстёгнутая шинель на ветру, князь удалился, стремительно шаркая домашними туфлями, можно сказать - с неприличной для его возраста скоростью.
Наверху ждало короткое, но неприятное объяснение с женой.
- Что случилось, Иван Фёдорович? Ваш гневный голос отсюда был слышен.
- Досаждает один проходимец. Успокойтесь, дорогая, он больше не потревожит.
Она не поверила, но не стала возражать, а в сердце появилось нехорошее предчувствие.