Клязьминский поход возглавил сам Леонтий Васильевич Дубельт, растеряв в нём половину двадцатитысячного войска. Сколько полегло обывателей, никто посчитать не смог. То ли тридцать, то ли пятьдесят тыщ - мало ли что клевещут.
Павел Иванович в конец нервным стал, пугая соратников и оглашая залы Георгиевского дворца криками 'аллес штрафен! аусроттен! эршиссен!', сиречь наказать, истребить и расстрелять всех... Соответственно Вышнее Благочиние денно и нощно трудилось, наполняя расплывчатое 'всех' чётко прописанными именами, фамилиями и адресами.
Верховный фюрер Рейха затребовал перечень губерний, где подобный клязьменскому бунт возможен. Бенкендорф положил на стол Строганову лист со списком республиканских земель к западу от Урала.
- Стало быть, восточные губернии держим в узде?
- Найн, герр оберфюрер. Однако далеко туда казаков из центра слать, - практично рассудил ляйтер Вышнего Благочиния.
В данном виде 'папире' попала к Пестелю, раздосадованному тридцать седьмым с Рождества покушением на его обожаемую народом особу. Прикрыв ладошкой ужаленное пулей ухо, он повелел издать приказ Верховного Правления о взятии заложников в склонных к бунту губерниях и волостях. Отныне везде заключить в лагеря видных граждан, коих казнить немедленно по случаю бунта. Лишь Клязьменская округа получила пощаду - ныне там и заложников трудно набрать.
Через выжженные земли в междуречье Клязьмы и Оки Дубельт повёл пятитысячное войско из казаков, пушкарей и пехоты внутренней стражи к Владимиру-на-Волге, заложников поволжских прихватить и соединиться с ополчением Павла Демидова. Затем через Волгу переправиться и навести шороху до Урала. Вот только вернулся Леонтий Васильич необычно рано, с казачьей полусотней и в порванном мундире, да так и вбежал в Большой Георгиевский фюреру на доклад.
- Вас ист дас? - рявкнул вождь. - Вы что, с ополчением не соединились?
- Так точно, мой фюрер. Даже слишком соединились. Пехота и пушкари к ним перешли, казаков они частью побили, частью рассеяли.
- Бунт?! Подавить! Расстрелять! Нижний Владимир сжечь! Архиважно!
- Яволь, мой фюрер. Только не бунт уже там, а война. Войско дайте большое, не казачьи зондеркоманды.
Пока копилась армия достойного размера, дабы раздавить крамолу до осенней распутицы, пришли тревожные вести с южных и западных рубежей. Османы заявили о недействительности соглашений с Российской империей, ибо таковая приказала долго жить, и высадились в Крыму. Круль Польский Михаил Гедеон Радзивилл, известный тем, что уже в шесть лет воевал с русскими в армии Тадеуша Костюшки, собрал полки на западной границе Республики. Пестель созвал Верховное Правление.
- С трёх сторон враги. Революция в опасности! - возопил вождь и предложил высказаться каждому партайгеноссе.
Дубельт счёл лучшим крепить оборону, Бенкендорф - бить поляков, почему-то считая их слабым врагом. Строганов осторожно высказался за переговоры с Демидовым, дабы объединить русские силы перед иностранным нашествием. Но фюрер остался непреклонен.
- В единстве нации - сила. Поволжский мятеж рушит единство. Так что изведём крамолу, потом истребим внешних врагов.
Соратники крикнули истребителю 'Хайль Пестель!' и разошлись по установлениям готовить войну. 30 сентября 1827 года республиканская армия числом тридцать тысяч штыков и сабель о пятидесяти пушках встретилась с втрое меньшим войском демидовского ополчения близ города Муром на берегу Оки.
Александр Строганов, старший по близости к фюреру, возглавил поход. Рядом крутился Бенкендорф, верный Республике и как всегда недовольный, что вождь не его главным отправил, опытом пренебрегнув. Дубельт командовал конницей.
- Как думаете, господа, заслать ли к Демидову офицера? - вопросил командующий, оглядывая в подзорную трубу войско бунтовщиков за рекой. - Мы не жаждем крови, силы полагаю сберечь для осман и поляков.
- Нам нужно подавление бунта! - отрезал Бенкендорф. - Нас втрое больше против партизан. Пусть они просят у нас прощенья.
Дубельт опасался, что демидовцы сбегут, и тогда ищи-свищи их по всему Поволжью. Так что никто с белым флагом во вражий стан не поехал; войско разбило лагерь в ожидании завтрашней битвы. За ночь повстанцы переправились на левый берег, явно налаживая полки для атаки.
В утренней суете отчётливо зазвенел ясный мальчишеский голос.
И только небо засветилось,
Всё шумно вдруг зашевелилось,
Сверкнул за строем строй.
- Миша! А ну марш в обоз! Шнель! - прикрикнул на него Дубельт, и обиженный юный поэт поплёлся к повозкам.