Он понял, что питает слабость к ней, руководствуясь традиционными наставлениями, однако смирился с потоком, которому сердце его не могло сопротивляться. Он полностью познал себя, знал, что он пленник любви и той игры, в которую она играла с ним.
Одно лишь глубокое чувство не давало ему покоя: оно было сродни чудовищу из сказки: что он пока не овладел полностью своим кумиром, и может быть, вообще не сможет овладеть им полностью никогда, может быть, она ускользнёт из его хватки. От этого чувства поражения лицо его бледнело, но он тешил себя отговорками, прибегал к помощи иллюзий и топил всю свою горечь подарками и милыми словами. Он был рабом любви, не ровней и не хозяином ей, и ценность его заключалась в том, что было в его руках, а не в сердце или в теле. Не было разницы для него между алым рассветом и алым закатом, и потому он прятался за нежностью и милым обхождением, чтобы удостоиться улыбки этих розовых уст, взгляда томных глаз, изящного и довольного поворота шейки.
Однажды Захира посетила званый обед у прежней её благодетельницы мадам Азизы, и поцеловав той руку, сказала:
— Обстоятельства подтолкнули меня пойти жить и работать в тот дом, но сердце моё по-прежнему хранит верность вам.
Сердце Азизы растаяло от добрых слов. Она облобызала щёку Захиры и усадила её подле себя, обращаясь с ней как с ровней и повеяв на её дуновением счастья и гордости. Они выпили коричного чаю и закусили дольками арбуза и миндалём. Азиза справилась о её делах, муже и сыне Джалале. Затем пришла мадам Ульфат и радушно поприветствовала её. Азиза сказала ей:
— Вот чего достойна твоя красота, ведь красота — владеет мирами.
Захира возразила:
— Это всё ваши молитвы и доброта, госпожа.
После её возвращения из гостей Мухаммад Анвар спросил её:
— А как же мадам Раифа? Ты её не навестишь?
Чуть ли не задыхаясь от спазма, она ответила:
— Она такая высокомерная!.. Будь она проклята!
— Она сойдёт с ума!
— Ну и пусть сходит.
Он разволновался и сказал:
— Нет пределов её злобе.
Она спросила, опуская веки и хитро глядя на него:
— Разве ты не мужчина?
Сердце его съёжилось, и он замолчал.
Однажды вечером весь переулок стал свидетелем невиданного дотоле зрелища. Захира прогуливалась, важно шагая в своей роскошной накидке, когда рядом с ней проехала двуколка мадам Раифы. Из неё высунулась голова мадам, и Захира услышала, как та укоряющим тоном, не лишённым налёта дружеской симпатии, сказала:
— Захира!
Захира повернулась к ней в замешательстве, и мадам произнесла:
— Предательница!
Захира не сдержалась и приблизилась к ней на расстояние вытянутой руки на виду у многих людей, среди которых были Джибрил Аль-Фас, Халиль Ад-Дахшан и пекарь Абдуррабих. Мадам Раифа спросила:
— Когда же ты навестишь меня?
С ещё большим смущением Захира ответила:
— При первой же возможности, мадам. Меня останавливает лишь…
И она пробормотала что-то сконфуженно, а мадам Раифа внезапно возникшими враждебными, суровыми и вызывающими нотками в голосе сказала:
— Меня осчастливит визит моей преданной служанки!
Тут же в сердце Захиры разгорелось пламя гнева, и она воскликнула:
— Я такая же дама, как и вы!
И ослеплённая возмущением, она пустилась дальше в путь…
Пекарь Абдуррабих напился в баре, пока ветра месяца амшир ревели на улице. И тут он сказал:
— Вчера ночью я видел странный сон.
Но когда никто даже не потрудился спросить его, что же он видел, он сам добавил:
— Я видел, как дует знойный хамсин. Причём в совершенно неподходящее для него время года.
Владелец бара Санкар Аш-Шаммам засмеялся:
— Сны творит шайтан.
— Двери были сорваны с петель, повсюду словно дождь разносилась пыль, ручные тележки разлетались в стороны, с голов людей сносило тюрбаны и шапки…
— И что стало с тобой?
— Казалось, что я отплясываю верхом на спине породистого жеребца…
Санкар посоветовал ему:
— Перед сном натяни поплотнее одеяло на свой зад!
Мухаммад Анвар чувствовал, как в душу его медленно закрадывается страх. Призраки угрозы уже отплясывали свой танец в закоулках его тесного мирка. Неужели и его тоже постигнет та же участь, что и пекаря Абдуррабиха? Он принялся украдкой поглядывать на лицо Захиры, копя в себе решимость. Он сказал ей: