— Эта вечная жизнь благословенна.
Дверь нервно открылась, и в комнату влетела Зейнат-блондинка. Безумно соскучившись, она подлетела к нему, и оба растаяли в долгих, жарких объятиях. Она разрыдалась и со страстной укоризной спросила:
— Что ты сделал?
Он поцеловал её щёки и губы, и она снова спросила:
— Как ты провёл это время?!
Его захлестнула тоска по ней. Она была прелестной, но эфемерной драгоценностью. Он видел её молодой красавицей, а теперь безобразной старухой. Сладкий обман. Словно сама верность и искренность стали чем-то невозможным. Он сказал ей:
— Давай забудем то, что было…
— Но я желаю знать…
— Это было словно болезнь, что уже прошла.
— Какой же ты предатель!
— А какая же ты хорошенькая!
— Знаешь ли ты, что случилось в мире за время твоего отсутствия?
— Давай отложим разговор об этом…
Она отступила назад и с изумлением сказала:
— Как ты красив!
Сердце его сжалось, и с чувством острого сожаления он пробормотал:
— Сожалею о том, что тебе пришлось перенести.
Однако она была настойчива:
— Хорошее самочувствие вернётся ко мне через несколько часов… Но в чём твой секрет?
— Я был болен, и вот уже исцелился.
— Мне следовало быть рядом с тобой.
— Лечением было одиночество!
Она прижала его к груди и страстно прошептала:
— Покажи мне, осталась ли наша любовь прежней… А о своих болях и печалях я расскажу тебе потом.
Он сел в вестибюле и тёплыми объятиями встретил отца Абдуррабиха и брата Ради. Вскоре к нему явились Мунис Аль-Ал и члены клана. Они уважительно облобызали его, и Мунис грустно сказал:
— Всё потеряно, я ничего не мог поделать…
Во главе процессии, состоящей из его людей, Джалаль вышел в переулок и направился в кафе. Весь переулок собрался на дороге, чтобы поприветствовать его: тут перемешались и его поклонники, и ненавистники, и восхищающиеся им, и завистники. Он склонился к Мунису Аль-Алу и спросил его:
— Не считает ли меня кто-нибудь безумцем?
Тот лишь воскликнул:
— Упаси боже, учитель!
Пренебрежительно рассматривая публику, Джалаль сказал:
— Пусть они возвращаются к своей работе, да ещё благодарны будут…
Потом он пробормотал:
— Как же много ненависти и мало любви!
Сопровождаемый Абдуррабихом и Ради, он посетил минарет. Он твёрдо стоял посреди развалин. Земля вокруг него была очищена от камней и грязи. Основание его было квадратным, размером с большой вестибюль, и имело гладко отполированную арочную дверь из дерева. Его твёрдая масса поднималась так высоко, что верхушки было не видать, он в разы возвышался над всеми другими строениями. Рёбра его внушали мощь, а алый цвет — странный ужас.
Абдуррабих спросил Джалаля:
— Если согласимся с тем, что это — минарет, то где же тогда мечеть?
Он не ответил, а Ради сказал:
— Он стоил нам огромной суммы.
Отец снова спросил:
— Что он означает, сынок?
Джалаль рассмеялся:
— Одному богу известно.
— С тех пор, как окончилось его строительства, все люди только и говорят, что о нём…
Джалаль презрительно отреагировал:
— Не обращайте внимания на людей, отец. Это часть данного мной обета. Человек может натворить множество глупостей, чтобы в итоге обрести редкостную мудрость.
Отец собирался уже задать свой вопрос заново, однако он резким тоном оборвал его:
— Посмотрите: вот он — минарет. Он останется стоять в этом переулке, когда тут больше ничего не останется. Задайте ему свои вопросы, и он ответит вам, если захочет…
Когда он остался наедине с аптекарем Абдулхаликом, то с ужасающей серьёзностью спросил:
— Что вы думали о моей изоляции?
С трепещущим от страха сердцем тот искренне ответил:
— Я принял ваши слова за чистую монеты.
— А как насчёт минарета?
Немного нерешительно тот ответил:
— Видимо, это часть вашего обета, мастер.
Джалаль мрачно сказал:
— Разве вы не разумный человек, Абдулхалик?
— Можете считать меня преступником, если я выдам хоть слово из нашего разговора! — поспешил он заверить его.