— Мальчик не любит меня!
Он удручённо вздохнул и сказал:
— Этот тупица не понимает, что я стараюсь ради его же блага…
События неслись вперёд к финишной черте, подобно запылённой речной пене. Одним утром Шамс Ад-Дин, попивая дома кофе, заметил, что Афифа и Нур Ас-Сабах объяты какой-то мрачной тревогой, и сердце его затрепетало от нехорошего предчувствия:
— Самаха?!
Ответом ему было подозрительное молчание, лишь удвоившее его печаль. Он резким тоном спросил:
— Опять на нашу голову какая-то новая неприятность?
Нур Ас-Сабах заплакала, а Афифа конвульсивно сказала:
— Его нет дома…
— Значит, он вернулся к своим ночным выползкам тайком из дома?
— Нет, он нас покинул.
— Сбежал?
Полный подозрений, он подошёл к шкатулке, и открыл её. Когда же обнаружилось, что все деньги, полученные от наследства, пропали, воскликнул:
— Да он ещё и вор к тому же!
Мать сказала ему:
— Будь помягче с ним, сынок. Это его деньги…
Но Шамс Ад-Дин упёрся:
— Беглый вор!
Он смущённо перевёл глаза с одной женщины на другую и спросил:
— Что тут происходит за моей спиной?!
Он предположил, что сын укрывается в доме Каримы Аль-Инаби и поведал о своих подозрениях шейху переулка Муджахиду Ибрахиму. И тот, проведя розыск, сообщил ему:
— В нашем переулке нет ни следа Самахи!
Шамс Ад-Дин поверил в то, что сам Аллах наказал его за совершённое им когда-то преступление. Он должен был искупить этот грех, как искупал грехи других людей. Ничто не указывало на то, что однажды его собственный сын не убьёт его. Почему бы нет? Парень не питал иллюзий в отношении этого мира. Он бросил на минарет свирепый взгляд и спросил сам себя:
— Почему они позволяют стоять и дальше этому вечному проклятому?!
Следов Самахи не нашли, хотя Шамс Ад-Дин поручил всем водителям экипажей, что работали на него, быть на чеку и не терять бдительность при поисках. Вот и его сын пошёл по стопам всех тех в его семье, кто пропал без вести — не важно, будь то мужчины, или женщины.
Годы шли и шли друг за другом. Афифа умерла после продолжительной болезни. Время не пощадило Нур Ас-Сабах, сделав горькой её прежде сладкую и приятную участь. А Шамс Ад-Дин нёс бремя своих тягот, и всякий раз, как боль разрывала ему душу, приговаривал:
— Таково веление Господа.
Однако отсутствие Самахи не было похоже на исчезновение Ашура или Курры раньше. В один прекрасный день он вернулся в родной переулок уже взрослым. Да, он повзрослел, но вместе с тем утратил что-то ценное, что больше не вернуть. Физически в нём прибавилось сил, а заодно и злобности. Красота же его скрылась под маской угрюмости и неровной поверхностью застарелых ушибов и увечий. Неужели он жил с бандитами с большой дороги? Даже собственный отец не узнал его с первого взгляда. Когда же он понял, кто перед ним, его захлестнула волна радости и печали одновременно… Он был в какой-то сумятице, не зная, то ли ему благодарить бога, то ли злиться, разрываясь между любовью и негодованием. Стоя в конюшне посреди извозчиков и ослов, они обменялись долгим взглядом. Отец отвёл сына в сторону и нетерпеливо спросил:
— Что ты с собой сделал?
Он повторил вопрос, но собеседник его молчал, решив обойтись просто взглядом вместо пояснений. Отец спросил:
— Ты растратил все деньги?
Тот опустил голову. Некоторые вкладывают свои деньги, другие же — разбазаривают. Отец глубоко вздохнул и пробормотал:
— Наверное, сама жизнь преподала тебе полезный урок…
Вконец раздражённый его молчанием, он сказал:
— Ступай к матери…
Слабая надежда, вспыхнувшая в сердце Шамс Ад-Дина, погасла. Он пришёл в себя от нахлынувших отеческих чувств, от которых так мучился: в сыне он видел упрямство, отклонение и тупость, но уже в новой личине, объединённые некой зловещей, окаменевшей силой. Вместе с тем, он не стал капитулировать, и мягко сказал:
— За работу, сынок. Попрактикуйся в управлении этим делом, ведь однажды оно перейдёт полностью к тебе.