Глаза харафишей поглядели на него с насмешкой на лицах, скрытых за масками из спёкшейся грязи.
— Кипятите воду из колодцев и бурдюков прежде, чем использовать её… Пейте лимонный и луковый сок…
Снова воцарилась тишина. Тень смерти витала над головами, пока кто-то не спросил:
— И это всё?
Дядюшка Хамиду тоном, подводящим итог, промолвил:
— Поминайте Господа бога своего и довольствуйтесь его решением…
Люди вернулись в дома и лавки в угрюмом настроении, а харафиши рассеялись по развалинам, обмениваясь саркастическими шутками. А похоронные процессии не прекращались ни на час…
Тревога выгнала его на площадь прямо посреди ночи. Зима уже куталась в свой наряд последними складками. Дул живительный мягкий ветерок, а звёзды скрывались за облаками. Во мраке ночи из дервишской обители доносились песнопения — так же ясно, как и всегда, и ни одной скорбной ноты, что разливалась бы среди них. Разве вам не известно, господа, что случилось с нами? Нет ли у вас лекарства для нас? Разве до ваших ушей не доносятся вопли потерявших своё дитя матерей? Разве вы не видели похоронные процессии совсем рядом с вашими стенами?
Ашур уставился на силуэт ворот, на их арочные контуры, и так настойчиво, что голова его закружилась. Они росли, росли всё выше, пока не скрылись в облаках. Что же это такое, о Боже? Они медленно шевелились, не покидая своего места, шатались, готовые обрушиться в любой момент. Он уловил странный запах, не лишённый земных примесей, получавший от звёзд их суровые указания. Ашур испытывал страх впервые в жизни. Поднялся, весь дрожа, и прошёл к арке, говоря себе, что это не что иное, как сама смерть. Бродя по дороге домой, он грустно спрашивал себя: «Почему ты так боишься смерти, Ашур?!»
Он зажёг лампу и увидел, что Фулла спит. Шамс Ад-Дина не было видно, одни лишь его волосы выглядывали из-под покрывала. Её красота уступила силе сна; рот был полуоткрыт, но не улыбался. Платок соскочил, и из-под него струились пряди волос. Страх его постучал в ворота дремлющего желания. Он заторопился на зов, подобный язычкам пламени внутри. Обезумев от вожделения, он бросился вперёд, словно за ним шли по пятам, беспрестанно шепча её имя, пока она не открыла глаза. Смотрела на него, не узнавая, и наконец, осознала, кто стоит перед ней. Поняв всё по тому, как он стоит и глядит на неё, рельефно растянулась под покрывалом и зевнула. Улыбнулась и спросила:
— Что это напало на тебя ночью?
Однако из-за сильного возбуждения он не ответил. Его широкая грудь наполнилась строгостью и грустью.
Он проспал два часа. Посреди переулка он увидел шейха Афру Зайдана и ринулся к нему, подстёгиваемый нетерпением. Но когда он каждый раз приближался к нему на один шаг, тот отступал от него на два. Таким образом они пересекли переулок и кладбище в направлении пустоши и холмов. Ашур звал шейха, но голос застрял у него в горле. И он проснулся в крайне подавленном состоянии.
Он сказал себе, что у этого сна должна быть какая-то причина, и надолго задумался. Когда же утренний свет залил окно, решение было принято. Он встал, радостный своему решению, и разбудил Фуллу. Шамс Ад-Дин заплакал. Она сменила ему пелёнку и сунула влажную грудь ему в ротик, затем с укоризной уставилась на мужа.
Он нежно погладил её по волосам и сказал:
— Мне приснился необычный сон…
Она запротестовала:
— Я не выспалась…
Неожиданно серьёзным тоном он сказал:
— Мы должны покинуть этот переулок без промедления.
Она недоверчиво поглядела на него, и он повторил:
— Без промедления.
Она нахмурилась и спросила:
— А что тебе приснилось?
— Своего отца Афру; он указывал мне путь.
— А куда?
— На пустошь, на холмы.
— Ты бредишь, несомненно.
— Вчера я видел смерть и почувствовал её запах…
— А разве можно противиться смерти, Ашур?
Смущённо опустив голову, он ответил:
— У смерти есть свои права, и на противостояние ей тоже есть право.
— Но ты же убегаешь от неё…
— Побег тоже своего рода противостояние!
— И как мы будем жить там, на пустоши?
— Заработок — в руках у человека, а не там, где он живёт.
Она тяжело вздохнула:
— Люди будут смеяться твоему невежеству!
— Высохли источники смеха…
Она разрыдалась, а он тревожно спросил:
— Ты бросаешь меня, Фулла?
Она ответила в рыданиях:
— У меня нет никого, кроме тебя, я последую за тобой.
Ашур собрался со своей первой семьёй у них дома — с Зейнаб, Хасбуллой, Ризкуллой и Хибатуллой — и раскрыл им свой сон и принятое им решение. Затем сказал: