— Я делаю всё, что могу, чтобы помочь.
Ашур сухо ответил:
— Хорошо, когда у человека есть дом…
— Дом?!
Дервиш громко засмеялся и сказал:
— Это будет дом для тех, у кого дома нет!
Хасбулла сказал отцу:
— Всё ясно. Этот человек строит питейный дом.
Ашур был в замешательстве:
— Винную лавку?
Ризкулла ответил:
— Все так говорят.
Ашур воскликнул:
— Господь мой!.. Я ведь сам вложил в её строительство свои деньги!
Хибатулла заметил:
— Дела оцениваются по намерениям.
— А как же власти?
— Без сомнения, он получил на то лицензию.
Ашур грустно сказал:
— В нашем квартале до сих пор так и не построили фонтан с водой для утоления жажды, нет и уголка для молящихся. Как же в нём могут построить питейное заведение?!
Но заведение то открыли люди из клана Кансу. Ашур лишь ещё больше расстроился и сказал:
— Он тоже нашёл себе защиту и покровительство!
За окнами в подвале послышался шум. Что это такое? Неужели в этом квартале никогда не прекратятся драки? Сидя на единственном диване в комнате, Ашур потягивал свой кофе. Лампу пока не зажигали. Ставни окон задрожали от порыва холодного зимнего ветра. Зейнаб, занятая глажением белья валиком, подняла голову и с тревогой сказала:
— Это же голос Ризкуллы!
Зейнаб ринулась из дома на улицу, и вскоре послышался её крик:
— Сумасшедшие! Ведите себя благопристойно!
Ашур встал на ноги. В течение секунды он прыгнул и оказался между сыновей. Они молчали, но гнев их по-прежнему был виден на лицах. Он закричал:
— Машалла… Молодцы!
Взгляд его упал на пол, где он заметил разлинованную доску и разбросанные шашки. Он резко спросил:
— Вы играете или делаете ставки на деньги?
Никто не ответил ему. Тогда он ещё больше разъярился:
— Когда вы наконец станете мужчинами?
Он притянул к себе Хасбуллу:
— Ты самый старший из всех, не так ли?
Тут в нос его ударил странный запах, что шёл из рта сына и тревожил его. Ашур потянул к себе остальных и принюхался к их дыханию.
— Ох! Да провалится эта земля со всеми её обитателями! Вы пьяны?… Собаки!
Он сжал их уши, при этом мускулы на его лице вздымались от гнева, словно алые волны. Рядом собралась группа молодых людей, которые с любопытством смотрели на них. Хасбулла умоляюще воскликнул:
— Давайте войдём в дом!
Отец заревел своим грубым голосом:
— Вы стыдитесь людей, а перед Аллахом вам не стыдно!
Зейнаб потянула его за руку:
— Не устраивай нам скандал на глазах у этого сброда!
Он подчинился и вошёл внутрь:
— Они… сами они сброд…
Она яростно зашипела:
— Они уже не дети.
— Нет от них пользы, и от тебя тоже…
— Бар не пустует, он полон клиентов!
Он опустился на диван и пробормотал:
— Какая потеря!.. На тебя надеяться бесполезно.
Она зажгла светильник и поставила его на окно, а затем ласково произнесла:
— Я работаю больше, чем ты. Если бы не я, ты не смог бы приобрести повозку и никто не зажёг бы твой очаг.
Он с раздражением сказал:
— Всё, что у тебя есть, это язык, словно плеть…
Она резко крикнула:
— Дети измотались ради тебя!
— Им нужно преподать урок!
— Они не дети. Они уйдут…
Она знала, что ссора вскоре утихнет, а резкие слова, равно как и ласковый шёпот, смешаются в одно целое…
Ашур с тревогой думал о своих сыновьях.
Никто из них не преуспел в начальной коранической школе. Никто не получал достаточно внимания своих родителей, ибо оба они были постоянно заняты работой. Ни одному из них не повезло, как ему в своё время под опекой шейха Афры. Они впитали в себя насилие и суеверия квартала, а его достоинства обошли их стороной. И даже его физическую силу ни один из них не унаследовал. Они не чувствовали привязанности ни к нему, ни к матери, и любовь их была поверхностной и переменчивой. Их сердца давно восстали против них, хотя они и хранили молчание. У них не было ни каких-то особых талантов, ни отличий. Всю свою жизнь они так и останутся подмастерьями и никто не поднимется на ступень выше — не станет никогда мастером. При первой же возможности они устремляются в бар, и не остановятся перед разумным пределом.
Он с грустью отметил: