— Дети, налетай! Рахат-лукум!
Выйдя на улицу, она обнаружила, кем является: заметила своё очарование и силу. Глаза пожирали её, языки пели ей дифирамбы. Внешность её внушала очарование и порождала динамику. Она была сильна, обласкана природой и людьми, смотрела на флирт надменно, свысока, отчего её гордость и уверенность в себе только росли.
Её связь с Абдуррабихом окрепла. В глубине души она считала его своим мужчиной. Сама же она была для него объектом преклонения. Он относился к ней так, как того требовали традиции мужественности, и находил в ней твёрдость, равную её любви к нему. Иногда она бывала вспыльчива и гневлива, но настолько же была искренней и преданной ему. Она родила ему сына, Джалаля, и нектар материнства побежал по её венам, даруя ей новое счастье.
Пекарь Абдуррабих относил на дом хлеб госпоже Раифе, и однажды она спросила его:
— Почему ты позволяешь своей жене бродить по улице?
Мужчина смиренно ответил ей:
— Это наш заработок, госпожа.
— Есть множество способов заработка. Я, к примеру, одна, и мне требуется горничная, и служба у меня принесёт ей обильный доход и защитит от зла улицы.
Абдуррабих согласился с ней, но в замешательстве спросил:
— А как же малыш Джалаль?
Она подстрекательским тоном сказала:
— Я никогда не разлучу мать с её ребёнком…
Честолюбие одержало победу над его сердцем, и он сказал:
— Тогда мать, отец и ребёнок к вашим услугам, госпожа…
Захира с волнением пробормотала:
— Мадам Раифа!
Абдуррабих сказал:
— Эта дама одна, и к тому же богата.
— Но у неё же непримиримая вражда с госпожой Азизой!
— Какое нам до того дело? Служить у неё легче и прибыльней, чем нищенствовать в переулке с корзиной в одной руке и ребёнком в другой.
— Я бы предпочла прислуживать госпоже Азизе.
Тогда Абдуррабих с раздражением заявил:
— Однако она не просила тебя об этом, что означает, что ты ей не нужна.
Захира замолчала, однако её мечта о рае оживилась вновь.
Мадам Азиза разгневалась, когда узнала эту новость. Она воскликнула:
— Какая же торопливая эта девушка!
Мадам Ульфат ответила:
— В её намерения не входило причинить вам горе, однако она просто пытается заработать себе на жизнь…
— Мы имеем первоочередное право на неё.
— У неё же есть ребёнок, и его нельзя оставить одного, пока он так мал. Если она будет носить его с собой повсюду, то будет разносчиком антисанитарии и грязи…
Азиз с интересом следил за их диалогом. Он почувствовал, что его жену не ждёт облегчение, если Захира вернётся к ним домой, и внутри у него запылали тревожные предчувствия, что как перстом указывали на него, бросая обвинение. Он решительно заявил:
— Мнение Ульфат — сам здравый смысл.
Захира причёсывала волосы Раифе в гостиной, когда вошла служанка, чтобы доложить о прибывшем госте. Она сказала:
— Это учитель Мухаммад Анвар…
Из комментариев самой Раифы Захире было известно, что гость был сыном покойного мужа Раифы, и остался ей предан даже после того, как раскрылась тайна о том, что она посещает Румману в тюрьме. Гость быстро вошёл, поздоровался и передал изящный свёрток вдове своего отца со словами:
— Икра!
Лицо её засияло от восторга и она поблагодарила его. Он был молодым человеком среднего роста с приятными чертами лица, одетым в красивый плащ-джуббу и кафтан. Она сказала:
— Ты так добр, Мухаммад.
Он довольно ответил:
— Мне важно, чтобы вы попробовали икру прежде, чем это сделает любой другой клиент в моей лавке…
Она шутливо спросила его:
— Когда же ты позволишь мне уплатить за неё, как и остальным любителям икры?
Взяв себе кружку коричного чая с миндалём, фундуком и прочими орехами, он ответил:
— Когда солнце взойдёт на западе!
Раифа засмеялась и сказала:
— Ты добр ко мне, Мухаммад.
Пока он пил свой коричный чай, взгляд его остановился на Захире, поглощённой расчёсыванием волос своей хозяйки. Он был в смятении, не веря тому, что увидел. Сосредоточив взгляд на кружке, он словно пытался убежать от этого видения, и про себя сказал:
— Призываю Аллаха на помощь от его творений!
Раифа спросила его:
— Как идёт твоя торговля?
Он покинул мир своих обольстительных дум, и ответил:
— Замечательно, слава богу.
Захира заметила на себе умоляющий взгляд в этих блестящих глазах, и про себя улыбнулась.