Выбрать главу

По прошествии двух часов с того момента, как она должна была вернуться домой, пришёл Абдуррабих, спрашивая, что произошло, и она встретила его словами:

— Мадам больна.

Мужчина умолк, не зная, что сказать, а потом с горечью спросил:

— Разве ты не должна была сообщить мне?

Она поспешно и с раздражением ответила:

— Мадам больна, ты что, не хочешь этого понять?!

25

Когда она вернулась в свой подвал вечером следующего дня, Абдуррабих понял, что у госпожи было обычное лёгкое недомогание, из-за которого его жене вовсе не требовалось проводить ночь вне дома. Волна гнева смела его:

— Мадам вовсе не нуждалась в тебе, у неё дома и так полным-полно прислуги.

Она тоже разгневалась в свою очередь, ибо хотела это сделать в любом случае, и спросила:

— Так значит, такова награда за моё благодеяние?!

Он решительно заявил ей:

— Твой нрав портится день ото дня. Я решил, что ты больше не вернёшься в тот дом…

— Как тебе не стыдно?!

Он закричал:

— Да проклят будет тот дом и его хозяйка!

Она тоже закричала в свою очередь:

— Я не отвергаю милостей.

Он ударил её по лицу и вышел.

Захира обезумела от ярости. Скрываемый гнев прорвался наружу. Она бросила на комнату последний пренебрежительный взгляд. Пощёчина от мужа заняла её разум, распухла, увеличилась в размерах и растеклась по всему её сознанию, пока не убила чувства. Набросившись с кулаками на постель, она не обращала внимания на вопли Джалаля.

Она покинула подвал, отшвырнув прошлое в объятия погибели.

26

Мадам Раифа удивилась столь скорому её возвращению после ухода — прошёл всего один час! Однако молодая женщина спросила её:

— Будет ли у вас в доме место для меня, мадам?

— Боже сохрани, зачем?

Она ответила несчастным тоном:

— После того, что случилось, я не могу жить с тем человеком.

Мадам удивлённо покачала головой, и Захира сказала:

— Он хотел запретить мне служить у вас.

— Он отвергает милости, — заявила сердито Раифа.

— И ещё он ударил меня.

— Какой дикарь! Он не знает, каким сокровищем владеет!

Мадам подумала немного и сказала:

— Однако мне не нравится разрушать семьи…

Захира настаивала:

— Я довольна тем, что делаю.

На что Раифа с улыбкой ответила:

— Этот дом — твой, Захира!

27

Пекарь Абдуррабих запинался от стыда под взглядом мадам Раифы. Бормотал извинения, однако оставался мужественно сосредоточенным на своей цели. Он сказал:

— Да что означает пощёчина? Это же не увечье, что остаётся навсегда!

— Ты заблуждаешься, и ты невежда, — сказала она раздражённо.

Он вежливо настаивал:

— Она должна вернуться со мной прямо сейчас.

Раифа резко возразила:

— Когда ты узнаешь её ценность, не раньше.

Он вынужден был отступить от своей позиции, но всё вокруг начал видеть через красную дымку гнева.

28

Абдуррабих сидел в баре, делая большие глотки из калебасы и вытирая усы концом своего синего джильбаба. Говорил он только о Захире:

— Она сбежала вместе с ребёнком.

Один из пьяниц, сидящих тут же, сказал:

— Ты слаб.

Он воскликнул в знак протеста:

— Но это мадам Раифа побуждала её!

Санкар Аш-Шаммам, владелец бара, посоветовал:

— Поступи как мужчина!

— Что ты имеешь в виду?

— Разведись с ней.

Лицо его подёрнулось:

— Убить женщину для меня — ничтожнейшее дело, как раз плюнуть!

Нух Аль-Гураб — глава клана — расхохотался и в шутку хлопнул его по спине:

— Каков герой!

Гнев его утих, и он покорно сказал:

— Я внемлю совету своего учителя…

Нух Аль-Гураб, глаза которого покраснели от выпивки и гашиша, сказал:

— Топчи её ногами своими, пока она не станет ветхой тряпкой…

А Джибрил Аль-Фас, шейх переулка, посоветовал:

— В разводе ты найдёшь успокоение духа.

— В подобных ситуациях от развода никакого толка, — сказал Нух Аль-Гураб.

Пекарь Абдуррабих спросил:

— А кто же тогда сказал, что брак — половина веры?… Скорее, это половина безбожия.

29

Пошатываясь в темноте, Абдуррабих поплёлся в сторону дома мадам Раифы, перед которым и остановился. В груди его всё бурлило от горячительных напитков и гнева. В сердце, обливавшемся кровью, боролись обычаи, требовавшие проявить мужественность, и упрямые нашёптывания любви.

— Спускайся, девка, спускайся, Захира! — прокричал он грубым голосом, больше похожим на предсмертную хрипоту.