Выбрать главу

4. Таких ученых, как Фок, у нас немного, и им Союзная наука может гордиться перед мировой наукой, но это затрудняется, когда его сажают в кутузку» (sic! — Е. Ф.) [10].

Каждый из этих четырех доводов поражает смелостью и чувством независимости. Но особенно замечателен третий довод, почти прямо уподобляющий наш режим фашистскому, и самый стиль свободного письма, вплоть до простецкой “кутузки”. Капица защищает здесь всех ученых.

Это было время, когда уже недопустимо было вступаться за арестованного. Сам такой поступок делал человека подозрительной, если не преступной, личностью. Господствовал тезис: “Органы не ошибаются”. Но поразительным образом это письмо подействовало немедленно. В течение трех дней! (значит, Сталин сразу прочел его) Фок был доставлен из Ленинграда прямо в кабинет главного чекиста того времени Ежова (вообразите его реакцию на вопрос вошедшего Фока: “С кем имею честь говорить?”). Фок тут же был выпущен на свободу из страшного дома на Лубянке. Как потом рассказал мне И. Е. Тамм, выйдя на улицу, он пошел к нему домой, одолжил деньги на железнодорожный билет и уехал в Ленинград.

Нетрудно догадаться, что Капица не мог оставаться пассивным и при аресте Ландау. Вот его письмо Сталину [10]:

28 апреля 1938, Москва

«Товарищ Сталин!

Сегодня утром арестовали научного сотрудника Института Л. Д. Ландау. Несмотря на свои 29 лет, он вместе с Фоком — самые крупные физики-теоретики у нас в Союзе. Его работы по магнетизму и по квантовой теории часто цитируются как в нашей, так и в заграничной научной литературе. Только в прошлом году он опубликовал одну замечательную работу, где первый указал на новый источник энергии звездного лучеиспускания. Этой работой дается возможное решение: “Почему энергия Солнца и звезд не уменьшается заметно со временем и до сих пор не истощилась”. Большое будущее этих идей Ландау признают Бор и другие ведущие ученые.

Нет сомнения, что утрата Ландау как ученого для нашего института, как для советской, так и для мировой науки не пройдет незаметно и будет сильно чувствоваться. Конечно, ученость и талантливость, как бы велики они ни были, не дают право человеку нарушать законы своей страны, и, если Ландау виноват, он должен ответить. Но я очень прошу Вас, ввиду его исключительной талантливости, дать соответствующие указания, чтобы к его делу отнеслись очень внимательно. Также, мне кажется, следует учесть характер Ландау, который, попросту говоря, скверный. Он задира и забияка, любит искать у других ошибки и, когда находит их, в особенности у важных старцев, вроде наших академиков, то начинает непочтительно дразнить. Этим он нажил много врагов.

У нас в институте с ним было нелегко, хотя он поддавался уговорам и становился лучше. Я прощал ему его выходки ввиду его исключительной даровитости. Но при всех своих недостатках в характере мне очень трудно поверить, что Ландау был способен на что-либо нечестное.

Ландау молод, ему представляется еще многое сделать в науке. Никто, как другой ученый, обо всем этом написать не может, поэтому я и пишу Вам.

П. Капица»

Однако на этот раз результата, казалось бы, не последовало. Если бы знать, какая листовка лежала в «Деле» Ландау на Лубянке, то можно было бы не удивляться. Впрочем, может быть, Сталину уже надоел Капица со своими письмами? Теперь, я полагаю, можно с уверенностью сказать, что наоборот, какое-то важнейшее указание Сталина последовало немедленно. Иначе невозможно понять столь мягкую реакцию Лубянки на такое совершенно экстраординарное явление, как злополучная листовка и раскрытие породившей ее действительно антисталинской группы. В то время почти для всех остальных жертв террора, включая прежних высших руководителей Партии, выдумывались фантастические преступления, строились сложнейшие сценарии их, якобы совершенных, действий, придумывались, якобы существовавшие, антисталинские группы, партии, организации. Здесь же все было реальным фактом, более значительным, чем ставшие уже привычными выдумки.

Никто (может быть, только пока?) не может сказать, в чем именно состояло это указание, но один только Сталин и мог сразу пресечь обычную практику «выжигания огнем» всего окружения схваченных «преступников». А ведь здесь никто из этого окружения не пострадал! Естественно, можно предположить, что сама группа и листовка были спровоцированы НКВД. Но тогда ведь единственной целью подобной провокации могло быть создание громкого судебного процесса или иное шумное, не менее кровопролитное мероприятие широкого масштаба.