У меня есть список книг, которые я хочу купить в ближайшее время. Когда мой приятель посмотрел на этот список, он сказал: «Да ты больной, никто не покупает эти книги».
Я точно перечитаю Трифонова: когда был юбилей и его жена давала интервью, она неожиданно для меня обозвала такое количество людей, например, Александра Терехова с «Каменным мостом»… Я подумал, может, я плохо читал Трифонова.
Точно возьму ненавидимого мною – и это, надеюсь, взаимно – Шендеровича: я врагов изучаю. Он везде называет меня ничтожеством, и он, наверное, прав, с точки зрения его правоты. Я горжусь тем, что я его враг. Он, мой враг, пишет, что во время отпуска из всего Чехова он прочитал «Моя жизнь». Я пометил себе – «прочитать по наущению врага».
Хочу прочитать «Рассказы о Родине» Глуховского, не футуристическую прозу, а вот такие зарисовки: есть подозрение, что он – хороший парень. Пусть меня никто не похвалил за все это время, но я хотя бы о ком-то сейчас хорошо отзовусь.
Еще я хочу пересмотреть любимые фильмы. Рекомендую: на первом месте, вне всякого сомнения, у меня уже много лет – «Язык нежности» (или переводят иногда «Слова нежности»). Я плачу каждый раз. Затем фильм Питера Уира «Общество мертвых поэтов» – я стал меняться после просмотра. И конечно «Неоконченная пьеса для механического пианино»: я никому не дам в обиду отвратительного в последние годы Никиту Михалкова только за этот фильм, я благодарен ему и Калягину. Тоньше, нежнее, пронзительнее фильма про людское одиночество и про несовпадение со временем я не знаю. У меня возникает физическое желание пересмотреть что-то, когда есть выходной.
А когда мне нужно принимать какие-то решения тяжелые, я слушаю Марианну Фэйтфул, есть такая британская, не очень коммерческая певица, мощнейшая. Когда лирическое настроение – Стиви Уандер, – он не заменит в жизни ничто! И никогда не дам в обиду нелепых, смешных, несуразных и любимых «Иванушек International» – там нет никакой музыкальной изысканности, но есть подробные архетипы, и ты ставишь диск и начинаешь улыбаться – они имеют невероятное воздействие на меня. Тот свет, который излучает рыжий «Иванушка» – этот негодяй, мерзейший мой друг, который меня пустил по миру – ты скучаешь по нему через полчаса расставания. «Но неправду он сказал тебе, будто на земле больше нет любви» – прошло 15 лет, они постарели, а поют ее все так же, эту ненавидимую эстетами строчку. Я точно так же очень люблю ранних братьев Меладзе: когда я писал книгу, я их переслушал. Сколько шедевров они нам подарили за короткие два года! Дело не в грузинскости моей, что я должен хвалить своих, тогда я должен был бы и Лепса хвалить. Ни один русский поэт не напишет: «Ты не сбываешься, хоть снишься в ночь на пятницу». Я не понимаю, как Костя Меладзе пишет песни, это для меня загадка и это переполняет меня радостью.
Я хочу прочитать поэта Бахыта Кенжеева – уже канадский его период, я читал немного в литературных тетрадях. Я обязательно возьму избранное Юрия Щекочихина: если кто-нибудь найдет в «Литературной газете» его очерк «Чистосердечное признание» про подростков, убивших старика, то поймет, почему я пошел в журналистику. Я прочитал его в Кутаиси и подумал, как он пишет! Я написал ему письмо – смешное, нелепое – он мне потом показывал его. Когда я впервые пришел к нему, там сидели Юрий Рост и Нинель Логинова, которая писала самым незатейливым слогом душераздирающие очерки, а по коридору ходили люди, и я узнавал знаменитостей – это же мой земляк, Данелия – я не знал, как себя вести, а Щекочихин меня знакомил со всеми…
Кстати, Станислава Рассадина перечитаю. Потому что он написал, что был такой хороший парень Отар – посмотрите, в кого он превратился. Я заплакал, ночь проплакал: откуда вы знаете, на какие мне жертвы пришлось пойти, чтобы я кормил детей? Почему вы думаете, что вы пишете про 91-й год и Белый дом, и вы – хорошие, а я пишу про Жанну Фриске и Иванушек, и я – плохой? Почему вы считаете, что вы – лучше меня? Почему вы считаете, что я, отец семерых детей, на колени не готов встать, чтобы они были сыты? Я хотел написать письмо Муратову в «Новую газету», чтобы он его опубликовал, но подумал, они посмеются на редколлегии и не опубликуют, но письмо хранится у меня, и я его опубликую в Живом Журнале.