– Всегда.
– Что всегда? – я не понимаю ответа.
– Ты спросил, сколько мне лет. Я говорю: всегда, я живу всегда и буду жить всегда.
– Тогда я знаю, кто ты. Ты богиня, только богини живут всегда.
– Нет, неправда. Их забывают. Ты знаешь, сколько их уже забыто?
– Не знаю, Керри. А ты знаешь?
– Я знаю.
– Откуда?
– Но я ведь живу всегда, – она смеется.
– Ты зря смеешься. Я ведь умею разгадывать тайны.
– В этом нет никакой тайны, Генри. Спроси любого, и он скажет тебе, что я живу всегда.
Она впервые назвала меня по имени. Она, похоже, намного моложе меня, потому и не говорит и своем возрасте. Правильно, лучше говорить на равных.
Я ощущаю волну беспечной и какой-то детской радости, но быстро гашу в себе это чувство. Мне пришлось пройти сквозь многое в этой жизни – в этой, такой несовершенной, что каждый еще надеется на другую, лучшую. Испытания либо ломали меня, либо делали меня тверже. Все же ломали, несколько раз.
Из этого я вынес убеждение: силен только тот, кто не имеет привязанностей.
Судьба, и те люди, которыми она пользуется, всегда бьет в саму слабую точку, и ломает тебя, никогда не убивая, к сожалению. Она бьет по тем людям, которых любишь ты. И ты можешь вынести все, но не это, и тогда ты смиряешься, и вырываешь с корнем маленькое гордое деревце своей свободы и, спустя много лет, сажаешь его снова. Но оно растет слишком медленно.
Свободен лишь тот, кто не имеет привязанностей.
– Почему ты молчишь? Ты думаешь обо мне?
– О твоих словах.
– Ну и что же?
– Свободен только тот, кто никого не любит.
– Но тогда зачем тебе твоя свобода?
Действительно, зачем? Я впервые спрашиваю себя об этом и не нахожу ответа. Зачем, ведь миллиарды людей живут одинаково, как муравьи под трухлявым пнем, и думают, и двигаются, и рождаются, и умирают одинаковые, как муравьи. Пожалуй, большинство из них счастливы. Счастье – это так просто, и так недоступно, если ты не можешь быть прост.
– Сегодня я провожу тебя, Керри.
Она отказывается. В ее голосе звучит нечто, напоминающее металл. Я не ожидал этого.
– А хочешь, я разгадаю твою тайну?
– Нет, – на этот раз мягче.
– Разгадывать совсем несложно, Керри. Только что ты призналась, что у тебя есть тайна. Не спорь, призналась. Ты не хочешь, чтобы я проводил тебя – ты не хочешь, чтобы я знал, где ты живешь. Уходя, ты всегда переходишь на тот берег ручья, а ведь в той стороне никто не живет.
– Я иду в город.
– Босиком по песку? Ты доберешься только к вечеру.
– У меня есть лодка.
– Почему же ты не оставляешь ее здесь?
– Я прихожу сюда по утрам потому, что здесь тихо. Это самое тихое место на острове. Я не хочу разогнать тишину шумом мотора. Ты не умеешь разгадывать тайны.
– Нет, Керри, я просто еще не начал. Если ты встречаешь сразу две тайны, это значит, что ты встретился с одной, пустившей ростки в разные стороны. Копай посредине и ты найдешь ответ.
В ее глазах испуг. Похоже, я угадал.
– На этих островах две тайны, Керри. Одна – это ты, странная женщина, которую все видят, но о которой никто не знает ничего, я ведь спрашивал; вторая – это остров, вон там, за горизонтом. Ты приезжаешь оттуда?
– Нет… Да.
– Значит, мне можно тебя проводить?
– Нельзя.
– Как знаешь. Но будь осторожна. Ты заметила новые палатки на побережье – там, где кончается лес?
– Я знаю, Генри. Ты хочешь сказать, что эти люди опасны.
– Тогда в следующий раз подходи сразу сюда. Хорошо?
– Хорошо.
– Ты обещаешь?
– Да.
– Можно тебя поцеловать?
Ее губы сухие и жесткие. Я поднимаю глаза, солнце, наконец, стало круглым; туман уходит; первый несмелый ветерок сегодняшнего утра уютно устроился в ее волосах…
– Смотри-ка, у тебя седой волос… – я провожу ладонью.
– Нет! Не может быть…
– Не волнуйся, это всего лишь седой волос, – я снова провожу ладонью по ее коротким жестким волосам.
Она отворачивается, садится на песок и закрывает лицо руками.
Кажется, она плачет. Нет, женщин понять невозможно.
7
…Большую группу рабочих судоремонтной фирмы «Тосеко»…
В комнатах снова бубнит радиоголос. Кажется, Александр не любит тишины. Это понятно, ведь дом оставался пуст очень долгое время. Я лишь случайный человек, я пришел и уйду, а он снова останется один в большом неуютном доме, пропитанном спокойствием и тишиной. Он будет бродить по комнатам, наводить порядок, выметать пыль и тишину. Но тишины все равно останется много.
…Глиняные зверюшки соседствовали на столе…
…Ясные цвета терракоты…
Я чувствую, что сосредоточиться мне не удастся. Собственно, в этом и нет никакого смысла. Что толку во всех моих мыслях и планах? Даже если я и напишу свою картину, это никого не сделает счастливее ни на йоту, даже меня самого. Хорошо хоть, что я не ученый, изобретающий всю жизнь какую-нибудь сверхужасную бомбу, а потом испытывающий ее на нашей и так замученной войнами планете. Не пропадать же бомбе.
Я безопасен и бесполезен…
– Александр, а ведь вы соврали! Шестой остров существует. И та девушка, с берега, каждый день приезжает оттуда к нам. Почему же острова нет на картах?
Александр вздыхает и отвечает мне совсем официально, он обижен:
– Остров не обозначен на туристических картах потому, что он непригоден для туризма.
– Но зачем же такая секретность? Знаете, Александр, я пожалуй, съезжу туда просто из любопытства. А вы сами были там?
Александр, похоже, в растерянности. Сейчас я вытащу из него то, что он знает.
– Вы не поедете туда. Остров опасен.
Я делаю небольшой мысленный расчет. Нет, не так уж опасен, если там живет Керри. Впрочем, я никуда не собираюсь ехать.
– То, что он опасен, я знаю сам. Мне кажется, вы знаете что-то более интересное.
Александр соглашается. Он начинает говорить – вначале медленно, неловко и неуклюже пытаясь подбирать слова; затем его лицо освещается теплым огнем воспоминаний; в его глазах появляется отражение жизни, долгой жизни, – оно такое же, как и сама жизнь: уродливая пародия на совершенство.
Тот остров всегда жил своей жизнью. О людях оттуда всегда рассказывали, как помнит Александр, самые жуткие и неправдоподобные истории. Одну из истории он рассказал мне; сначала я воспринял это как сказку, но в этой сказке слишком многое сходилось с реальностью, с теми обрывками знания, которые я уже имел. За сказкой стояла правда, некая невидимая пока правда, я чувствовал ее, как чувствуют солнечный свет сквозь закрытые веки…
…Когда-то, очень давно, в Острова пришли две лодки. В лодках было шестеро мужчин и одна женщина. Никто не сомневался, что это братья и сестра: они были очень похожи друг на друга. Они поселились на побережье, в доме на окраине совсем еще маленького в те времена города. Многие относились настороженно к чужакам, но были у них и друзья. Чужие люди вели себя странно: они были безразличны к деньгам, не ходили в церковь и говорили, что знают секрет вечной жизни. Может быть, этим они и привлекали к себе людей: кому же не хочется жить вечно? Постепенно в доме на окраине стали собираться люди, в основном старики, которые растратили свой ум с годами, и теперь ждали чуда. Но чудес не происходило старики умирали.
Умирали слишком часто, местный врач подозревал что-то, но сделать ничего не мог: старики умирали именно от старости. Вскоре дом на окраине стали обходить стороной. Но этим дело не кончилось.
Спустя полгода, начали умирать не старые люди, все, которые когда-либо посещали тот дом. Они умирали странным образом: старели и очень быстро умирали от старости. Сколько бы им ни было лет – тридцать, сорок или пятьдесят – они превращались в стариков за несколько месяцев: у них седели волосы, выпадали зубы, слезились глаза. Тогда кто-то из тех людей, которым уже нечего было терять, взял винтовку и отправился к дому на окраине. За ним пришла большая толпа, но люди боялись и оставались в стороне.