И все‐таки, даже если происхождение и идеи реакционных режимов такого рода были старше фашизма и порой весьма отличались от него, их не разделяла четкая грань, поскольку у них были одни и те же враги и в основном те же цели. Так, римско-католическая церковь, глубоко и непоколебимо реакционная в полном соответствии с духом Первого Ватиканского собора 1870 года, не являлась фашистской. В действительности благодаря своей враждебности именно к светским государствам с тоталитарными притязаниями она должна была быть оппозиционной фашизму. Однако именно доктрина “корпоративного государства”, наиболее полно воплощенная в католических странах, была в значительной степени взята на вооружение и разработана итальянскими фашистами, хотя католическая традиция была лишь одним из их источников. Эти режимы иногда называли “клерикальным фашизмом”. В католических странах фашизм мог возникнуть прямо из консервативного направления католицизма, как в движении “рексистов” Леона Дегреля в Бельгии. Часто отмечалась двойственность отношения церкви к гитлеровскому расизму, однако гораздо реже упоминалось о значительной помощи, которую после войны оказывали лица, принадлежавшие к церкви и часто занимавшие в ней важные посты, беглым нацистам и фашистам различного толка, включая многих обвиняемых в тяжких военных преступлениях. Не только со старомодными реакционерами, но и с фашистами католическую церковь связывала общая ненависть к Просвещению восемнадцатого века, французской революции и ко всему тому, что, по ее мнению, являлось их следствием: демократии, либерализму и, конечно, больше всего к “безбожному коммунизму”.
Эпоха фашизма фактически стала поворотным пунктом в истории католической церкви. В немалой степени это произошло потому, что отождествление этой церкви с правыми силами, которые для международного сообщества олицетворяли Гитлер и Муссолини, создало фундаментальные моральные проблемы для социально ориентированных католиков, не говоря уже о значительных политических проблемах, возникших у недостаточно антифашистски настроенных иерархий, когда фашизм устремился к своему неизбежному поражению. И наоборот, антифашизм или просто патриотическое сопротивление иностранным захватчикам впервые позволили демократическому католицизму (христианской демократии) обрести легитимность внутри церкви. По прагматическим причинам возникали политические партии, поддерживаемые сторонниками римско-католической церкви в странах, где католики составляли значительную, хотя и меньшую часть населения, как правило, для того, чтобы защищать интересы церкви против светского государства, как в Германии и Нидерландах. В католических странах церковь противилась таким уступкам политике демократии и либерализма, хотя озабоченность наступлением “безбожного социализма” заставила ее сформулировать в 1891 году свою социальную политику (что являлось радикальным новшеством), в которой подчеркивалась необходимость дать рабочим то, что им причитается, и в то же время поддерживались такие священные ценности, как семья и частная собственность, однако не капитализм как таковой[28]. Это создало первый плацдарм для демократически и социально ориентированных католиков, которые занимались организацией таких форм защиты рабочих, как католические профсоюзы. За исключением Италии, где папа Бенедикт XV (1914–1922) на короткое время разрешил массовую католическую Народную партию, возникшую после Первой мировой войны (и впоследствии разогнанную фашистами), демократически и социально ориентированные католики по‐прежнему играли очень незначительную роль в политике. Именно наступление фашизма в 1930‐е годы способствовало их выходу из тени. Несмотря на немногочисленность, их голос был слышен, как, например, голоса известных интеллектуалов, поддержавших Испанскую Республику. Однако в подавляющем большинстве католичество поддержало Франко. Только Сопротивление, которое они могли оправдать с точки зрения не идеологии, но патриотизма, дало им шанс, а победа позволила его осуществить. Но торжество политической христианской демократии в Европе, а через несколько десятилетий – в некоторых странах Латинской Америки, относится к более позднему периоду. Во время крушения либерализма церковь, за редким исключением, приветствовала этот процесс.
28
Это была энциклика