В товарном обмене Европа, сначала малоактивная, становится все более деятельной. Кроме товаров, которые она извлекает в качестве оброка из сирийских колоний, она многое вынуждена покупать за деньги: драгоценные камни и пряности Дальнего Востока, появляющиеся на сирийских рынках и в Багдаде; персидские ткани и бирюзу; хлеб, соль и рыбу с берегов Черного моря: наконец, все египетские товары: батист и кисею, стекло, бразильское дерево, перец, квасцы. Сначала европейцы за все это платят преимущественно золотом, но с течением времени они усиливают собственный экспорт. Если в X веке Европа везла на Восток преимущественно рабов, дерево и оружие, из коих только последний товар был произведением индустрии, для второго приходилось обезлесивать хребты Италии, а третий был позорным пятном «христианской» коммерции, то уже в XII веке этот список значительно расширяется. Испанский шелк, французское и фландрское сукно, полотно Реймса, Камбре и Валансьена начинают не только в Европе конкурировать с восточными тканями, но появляются и в Сирии. Иерусалимские госпитали тысячами локтей и сотнями штук выписывали из Европы красные и зеленые сукна и толстые шерстяные одеяла.
Круг европейской восточной торговли захватывает Византию, но отводит ей все более пассивную роль. В архивах сохранилось не одно свидетельство, что даже восточные товары нередко доставлялись на византийские рынки венецианцами, корабли которых стали посредниками в торговле Византии как с Сирией и Египтом, так и с Западной Европой. Венецианцы и отчасти генуэзцы получают все больше привилегий на рынках Византии, создают все больше колоний в ее городах, успешно конкурируют с греческими купцами на островах Средиземного моря. Не наша задача входить в анализ византийской политики XII века, но мы не можем не отметить, что императоры из Комнинов, бывшие соперниками латинских баронов в Малой Азии и Сирии, в том, что касается вопросов культуры, были западниками. Они стесняли западное завоевание, но широко открывали двери западной торговле и культурным влияниям.
Однако это не встречало сочувствия в местном населении, которое поначалу глухо роптало. Но рано или поздно недовольство должно был найти выход, и при Алексее II (1183 год) случился мятеж, приведший к избиению западных купцов. Те из них, кому посчастливилось уцелеть, скоро вернулись в свои кварталы. Но страх, который они пережили, никуда не исчез. И это стало одним из стимулов Четвертого крестового похода.
Глава IV
Латинская Сирия
Уже в первое десятилетие христианской власти в Сирии в ее правящих семьях произошли передвижения. Барон Гроба Господня скончался через год после взятия Иерусалима. В Палестине был избран его преемник. Но этот преемник, брат умершего барона эдесский граф Балдуин (он передал свой эдесский престол сыну, тоже Балдуину), не пожелал остаться в скромной роли патриаршего фогта и венчался иерусалимским королем. Боэмунд, освободившись из турецкого плена, куда он попал после случайной стычки, затеял открытую войну с Византией и был полностью разбит. Потерпев крушение своих планов, он вынужден был заключить с византийцами договор, согласно которому стал византийским вассалом, а в Антиохии утверждался греческий патриарх. Впрочем, Танкред, его наследник с 1111 года, отказался выполнять этот договор. Раймунд только в 1104 году добился своей заветной цели — обладания Триполи, но сам пал в триполийской осаде, задушенный дымом пожара. Так в относительно молодые еще годы сходило со сцены первое поколение крестоносных вождей, истощенное напряжением эпического своего подвига, растратив силы в приспособлении к непривычным условиям быта. Более устойчивыми и долголетними будут правления их сыновей и племянников: иерусалимских Балдуинов (от I до V) и Амори, антиохийских Боэмундов (от I до VIII), триполийских Раймундов и Бертранов и т. д. Сомкнув цепь феодальных связей около верховной иерусалимской короны, они начинают работу по возведению «готического» сооружения на восточной земле.