Это момент совершенно исключительного интереса для историка и социолога. Европейский феодализм, выросший бесшумно и незаметно на старой родине, не отлившийся в писаный кодекс, теперь, в новых условиях, невольно вынужден был оглянуться на себя, определить свои принципы и произвести в них какой-то выбор.
Сохранившееся на Кипре предание сообщает, что «когда взят был Святой город... герцог Годфруа избрал, по совету князей и баронов, мудрых людей, которые расследовали бы обычаи людей разных стран, оказавшихся там. Все, что они узнали, было изложено письменно и доложено герцогу. А он, собрав патриарха и других, с их совета, велел выбрать все, что было хорошего и полезного. Так установились обычаи и положения, которые положено было хранить и соблюдать в Иерусалимском королевстве...»
Нельзя думать, будто законодатели шли по неизведанному пути и сочиняли все заново. Они создали кодекс, который воспроизводил правовые обычаи их родины, и больше всего — феодальной Франции. Худо или хорошо, новое здание следовало выстроить сразу, чтобы им могло пользоваться нарождающееся местное общество. Впоследствии оно неизбежно должно было подвергнуться перестройкам, вызываемым, с одной стороны, воздействием на пришельцев местных обычаев, с другой — изменениями, которые совершались в самой Европе и с большей или меньшей быстротой отражались за морем. Можно даже сказать, что эти перестройки начались, кодекс начал действовать, чему способствовали как удары извне, так и борьба честолюбий внутри крестоносного воинства. Большое влияние также оказывали постоянные изменения в составе населения созданных крестоносцами государственных образований.
За исключением небольшого числа акклиматизировавшихся семей население Палестины пребывало в бесконечном движении. До самого конца XII века и, все убывая в числе, в XIII веке сюда прибывали новые насельники, увлекаемые религиозным воодушевлением, желанием устроить свою судьбу или жаждой приключений. Обратная волна уносила в Европу удовлетворенных или разочаровавшихся. С обновлявшимся непрерывно населением обновлялись нравы, понятия и привычки; в восточную почву просачивались изменения, которые совершались на почве Европы. Это в какой-то мере усложняло решение главной задачи — создание за короткий период времени сильного государства.
Первые шаги нового правительства были связаны с удовлетворением материальных притязаний всех тех, кто мечом проложил дорогу в Иерусалим. Нам не известны подробности и основания происходившего дележа. Но есть данные, позволяющие думать, что в небольшом относительно кругу завоевателей он совершился безболезненно. Фульхерий представляет в самом Иерусалиме картину раздела почти в идиллическом виде: «После долгих страданий они стали расходиться по городу, расселяясь по опустевшим домам. Так что, кто первым вошел в дом, богат он или беден, уже не изгонялся из него, но самый дом или дворец и все, что он нашел в нем, он присваивал себе... Так установили они новое право, обязуясь взаимно хранить его, и многие бедняки стали богаты...» Во всяком случае, при замечательной детальности изображения событий Первого крестового похода, какое дают хроники (мы зачастую можем проследить их по дням), — в них не сохранилось сообщений о каких-либо резких конфликтах в период освоения крестоносцами захваченной земли, и можно склониться к признанию, что оно имело «мирный» характера. По-видимому, все, кто хотел и мог остаться в Палестине, получили наделы. В Иерусалимском королевстве нам называют, в качестве главных вассальных феодов — из них одни были светскими, другие церковными — Назарет, Наплузу, Ибелен, Раму, Лидду, Хеврон и др. Иерархия феодов, вероятно, отразила иерархию претендовавших на них лиц, с тенденцией к относительному повышению ранга каждого. Это выразилось прежде всего в том, что многие участвовавшие в завоевании люди «низкого звания» стали рыцарями. В этом смысле движение в Палестину пробило широкую брешь в ограде феодального закона.
Приведенное выше предание о «герцоге Годфруа» говорит, что ассизы[69] его «мудрецов» были будто бы записаны «большими круглыми буквами, с золотыми инициалами и красными заголовками» и положены во храме Святого Гроба, благодаря чему и получили свое название «Lettres du Saint-Sépulcre» — «Письма Святого Гроба». Эти «Письма» якобы могли вскрываться только в случаях важных разногласий и не иначе, как в присутствии комиссии девяти, в том числе патриарха и короля. Реальность предания вызывает сомнения: возможна ли столь ранняя кодификация феодального права, которое на Западе еще более века будет ждать своей записи? Вероятнее всего, в «Письмах Святого Гроба», погибших, согласно преданию, при вступлении Саладина в Иерусалим, следует видеть архив владельческих актов на полученные феоды и перечисление принятых за них вассальных обязательств.