Сегодня в 'Гуманисте случилось особенно шумно. Бармены еле успевали обслуживать заказы, администратору заведения пришлось вызванивать из дома отдыхающий персонал и просить выйти их сверхурочно за хорошую доплату. Экраны практически всех телевизоров заведения были включены на новостные каналы, по которым чаще всего шли кадры боевых действий.
Разбитые в хлам дома, взорванная техника, горы трупов. Расслабляющийся пипл то ли из-за показа боевых столкновений в прямом эфире, или по причине пятницы активно заказывал спиртные напитки, делая хорошую выручку заведению. Администратор бара из-за этого был вынужден срочно выдвинуться в район запасного поставщика алкоголя. Ждать перевозчиков было некогда. Уже почти закончились «санкционные» напитки, а пиво он можно заказать по дороге в любом месте.
Среди общего гама и дыма в зале слышался визгливый неприятный голос:
— Это им просто так не сойдет! Поверьте, германцы обязательно ответят и жестоко ответят уже к концу сего месяца.
Между столиками бесновалась, разбрызгивая слюни и сопли, местная достопримечательность. Зубр либеральной журналистики Василий Телятин. По совместительству еще и поэт. С началом необъявленной войны он нежданно вспомнил свою настоящую национальность, но буквально через полгода вернулся обратно в столицу. Сказал, мол, братья по вере и крови не приняли его за своего. Хотя, скорее всего, произошел некий инцидент по причине его сволочного характера. Вот и сейчас непризнанный поэт пил в долг.
«Гуманист» — заведение не из дешевых. Но публика любила в нем задорно понтоваться. Зато на следующий день можно было в разговоре как бы невзначай обронить, что провел вечер здесь. В кафе среди заурядной или известной в узких кругах журналисткой братии запросто могли встретиться столичные богатеи или депутаты Госсовета. Ну а светские львы и львицы заезжали сюда еще чаще, вызывая восторженный интерес представителей желтой прессы.
— Да отсосут, Вася, твои германцы, как и в прошлый раз.
От расписной колонны отделился здоровенный детина. С длинной бородой, в расстегнутой тенниске он больше походил на староросского богатыря, чем на редактора известного в определенных кругах «почвенного» издания.
— Опять ты, Святогор, бесчинствуешь? Побойся Одина, Телятину же такого позора просвещенной Европы не пережить, — веселилась за столом еще одна известная персона. Скандальный депутат из фракции Национал-Патриотического союза Илья Бричкин выглядел радостным. То ли по причине утренних новостей с фронта или присутствия за столом целых двух барышень весьма юного вида.
— Илюша, да всем насрать на то, куда он с утра блевать будет.
— Я бы попросил! — завизжал толстый, как бочонок Телятин.
— Вася, мы все знаем, что со времен, когда ты с панками тусил, у тебя поэмы лучше с блевотиной выходят.
Бричкин не удержался и молодецки захохотал, указав жестом на свободное место рядом. Святогор упрямиться не стал и тяжело ухнул на пластиковый стульчик, тут же выразив свое неудовольствие.
— Разве подобным легковесным предметом мебели можно надрать недругам задницы?
Бричкин снова захохотал, а сидящая рядом с ним директор гламурно-бросового издательства Мария Арбатевич скривилась.
— Фу, о чем вы, мужчины, только можете рассуждать! Там творится такое… — она кивнула в сторону экрана, на котором люди в синих журналистских бронежилетах с жизнерадостным до странности прибабахом размахивали руками на фоне горы трупов и сгоревшей техники. Вот промелькнул крупный кадр с обгорелой человеческой грудиной. В сгоревшего на бронемашине мехвода вдобавок стукнул осколок крупнокалиберного снаряда, вывернув внутренности тела наружу.
Арбатевич после такой жесткой натуралистической сцены стало плохо. И она, размахивая руками, убежала в сторону туалета. Святогор, проводив фигуристую даму взглядом, кивнул на уткнувшихся в смартфоны молоденьких барышень и едко поинтересовался у депутата.
— Что, на старушек уже не стоит?
Но Бричкина было сегодня сложно смутить. Он разлил дорогущую выпивку по рюмкам, подал одну их них «почвеннику» и со смехом высказал:
— Не завидуй. Будем!
Выпив и закусив, бородач кивнул на богатый стол. Он был в курсе, что сейчас на нем было сервировано жратвы на среднестатистическую зарплату промышленного работяги.
— В честь чего гуляем? Только не говори мне о наступе!
— А почему бы и не поддержать наших доблестных в кои веки вояк?